«Люди больше всего приближаются к богам
именно тогда, когда даруют людям спасение»
(Цицерон)
Солнце стояло уже высоко. Ускорив шаг, Юдит завернула за угол. Ещё несколько минут, и она порадует своих родных кусочками сахара, которыми её сегодня наградила за работу хозяйка. Девушка уже предвкушала радость в похожих на две спелые смородины глазёнках племянника.
Внезапно в груди что-то сжалось, раздирающие сердце звуки колким градом ворвались в душу. Перед ней, словно ниоткуда, появился смутно знакомый украинский парень.
– Тебе туда нельзя, – промолвил как-то глухо.
– То есть, как нельзя? Почему? – она рванулась вперёд, но Владимир, (так его звали), оказался быстрее. Он схватил девушку за руки, пытаясь поймать испуганный взгляд небесно-ясных глаз из-под пружинистых каштановых локонов.
– Убьют. Понимаешь? Там всех ваших забирают.
– Как забирают? Куда? – но она уже знала куда, хотя тело не подчинялось, и она забилась голубкой с надломленными крыльями в руках Владимира.
– Тише! Тише, – умолял, уводя девушку подальше от страшного события, молодой человек.
В полубреду Юдит шла за ним. Шумело в ушах, какой-то мрак застилал глаза. Ступеньки… Каждая из них всего лишь отшлифованный камень, а вместе – почему-то аккорд боли. Или показалось…
Чужой дом, её онемевшее от страдания тело и его молчаливое участие. Она ведь уже перенесла одно горе…
Часть семьи Аккерман была вывезена в Освенцим ещё в первую акцию, проводимую в их городке гитлеровцами: мама, сестры Дора, Малка и братик Хуны. Тогда остались в живых лишь она, чудом не оказавшаяся в это время дома, да отец с сестрой Рузей и с её маленьким сыночком. Кажется, только молитвы Всевышнему и спасали от сумасшествия почерневшего от горя отца Иосифа.
Обо всём этом она и рассказала своему спасителю на следующий день.
Владимир отслужил армию в Польше. Когда началась война, он был в числе первых, кто героически встретил врага. Потом, через много лет, его найдёт в Украине награда польского правительства, но это будет потом. Вскоре после начала войны их полк попал в окружение, и те, кто спасся от плена, разными путями направились к месту предыдущего жительства. Так он и оказался в своём городке Бучач Тернопольской области в Украине, вернее в УССР.
Прошли два дня, две страшных ночи, но долго находиться здесь было нельзя – столько разных глаз и ушей вокруг. Разных… взять хотя бы Бориса Плаксия, фашистского прихвостня, который уже что-то заподозрил и в любой момент готов был заложить соседа. И Владимир подыскал на окраине города заброшенную хату с забитыми досками окнами. Ночью повёл Юдит туда. А она, схватив своего спасителя за руку, умоляла, просила, требовала отвести её на место расстрела родных. Может быть, кто-то уцелел, а, может…
И он отвёл. Там перед мостом, за которым начиналось село Подзамочек, во рву и
были закопаны все вывезенные и безвинно убиенные представители её многострадального народа: знакомые, друзья, близкие. Видимо, некоторые были закопаны ещё живыми, ибо в ту полнолунную и жутчайшую в её жизни ночь Юдит видела, как шевелилась земля.
Шевелились волосы на голове, что-то обжигало лёгкие, сжимало сердце, не давало дышать, но слов не было, их выжег какой-то огонь.
Намного позже она узнала, что у соседей была возможность спасти её маленького племянника, (столько лет прошло, что и имя его уже не вспомнить), но мальчик был обрезанный, и этот факт решил его участь. Эх, люди…
А он, Владимир, не побоялся!
Он знал, что ему грозило в любой момент дня и ночи за укрывательство еврейской девушки. Позже, через много-много лет, он напишет в одном из своих писем о том военном времени:
«…были люди, которые прятали евреев за деньги, но Юдит была бедна. Один плащик на себе. Бедная из бедных. Отец её шорник, шил чупряк для лошадей, и жили так, что едва концы с концами сводили».
«… если бы немцы поймали, то смерть ожидала бы и её, и меня. И я был каждую минуту к этому готов».
Скупые слова, но читать надо не слова, а то благородство, которое высится над ними.
Немного времени Юдит прожила и в избе за городом – отовсюду грозила опасность. Владимир договорился со священником, который, не колеблясь, выписал им на двоих одну справку. В ней говорилось, что они Чайковские Владимир и Ольга – брат и сестра. Это удостоверение и спасало молодых людей на трудных дорогах скитаний.
Юдит была уже помолвлена с другим парнем. Их семьи дружили раньше... скрепить узы браком помешала война. Но война не могла заставить её забыть Михаэля Бидера. Все сердечные секреты были рассказаны Владимиру, других слушателей у неё не было.
Почти четыре года Владимир укрывал Юдит, опекал, подбадривал и рисковал, рисковал… Но без посторонней помощи обойтись было трудно.
Кому же довериться, как не самым родным и близким? И однажды он привёл девушку, называемую теперь Ольгой, в село Курдыбановка, в дом своих родителей – мамы Теофилы и отца Павла. Пока Юдит-Оля, измождённая длительными переходами, пила щедро налитое в кружку молоко, Владимир вышел с родителями во двор и без утайки поведал её наполненную полынной болью иудейскую историю. Отец кивнул головой и, вытирая пот, внезапно выступивший на лбу, сказал:
– Вот, что, сын! Будем прятать её в клуне, в хате нельзя. Времена нынче тяжкие, неровен час, кто-то проведает. Так же? Что скажешь, мать? – повернувшись к жене и глядя в упор в глаза, спросил он.
– Жаль девушку, - ответила Теофила, зачем-то взглянула в окно, где в свете керосиновой лампы, виднелись головы их дочек-близняшек – Текли и Хаси, и тихо сказала: «Бог милостив, и все мы Его дети».
Трудно словами передать всю великую ответственность того решения. Страх за собственную семью и высшее благородство сердец… Победило – второе!
И всё-таки кто-то из соседей донёс на них, что-то заподозрила чья-то мелкая душонка. В один из дней во двор вошли полицаи, осмотрели хату, чердак, сарай. Никого не найдя, направили автомат на Теофилу:
– Где жидовка, признавайся!
Блеснув глазами, женщина повернулась к ним спиной и, подняв юбку, выкрикнула:
«Здесь прячу!»
Увидев обнажённую часть тела, они громко захохотали. Нецензурно выражаясь, и уже поверхностно осмотрев клуню, где в сене и пряталась, став, и сама уже похожей на степную былинку Юдит, полицаи убрались восвояси.
А они – Владимир и Юдит, с наскоро собранными мамой Владимира котомками, под покровом ночи вынуждены были уйти в лес.
Мог ли молодой, высокий и статный парень, деля и горбушку хлеба, и опасность с этой хрупкой синеглазой евреечкой, узнав за годы лишений о ней больше, чем о самом себе, не полюбить её?
Война окончилась. Они выжили. И он сделал ей предложение, но Юдит любила другого…
Расспросы среди двух-трёх чудом выживших евреев, поиски, запросы в Красный Крест и жестокий по своей сущности ответ оттуда: «Пропал без вести».
Только в 1950 году Юдит и Владимир поженились. Прожили вместе длинную и счастливую жизнь.
(С Михаэлем Бидером Юдит всё-таки встретилась здесь, в Израиле, почти через 60 лет! Но это уже другая история).
Юдит скоро исполнится восемьдесят восемь лет. Уже десять лет, как, светлой памяти, Владимир ушёл из жизни.
У неё два сына, четверо внуков и четверо правнуков. На днях Юдит получила извещение из Яд Вашем. В нём слова, которые заставили затрепетать её, закалённое в испытаниях, истинно иудейское сердце:
« Сотрудники отдела «Праведники Мира» института Яд Вашем рады сообщить Вам, что на заседании специальной Комиссии, в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанную еврейскому народу в годы Второй мировой войны, вышеуказанным лицам (Чайковскому Владимиру и его родителям Чайковскому Павлу и Теофиле) было присвоено почётное звание «Праведники Мира», посмертно».
Написанное дальше расплывалось, рука дрожала, а глаза застилали слёзы глубокого почтения и светлейшей признательности Комиссии Яд Вашем за высшую справедливость!