Всё роща с лесом говорит,
А у милашки всё горит.
Приспичило, но так гореть,
Хотя могла и перегреть.
Сидит ворона на суку,
Внизу я милку волоку.
Таскаю кверху пузом
По всей поляне юзом.
Стояла ёлка на виду,
Я сгрёб милашку находу.
Чего же было рассуждать?
Когда торчит в штанах, беда.
За ёлочки, по выгону,
Свою милашку выведу.
Пасу её я много лет:
Отдастся ли она, иль нет?
Милашка песенку мычит,
А у меня давно торчит.
Спешу я к милой поскорей,
Родная, милая, согрей.
Спустилось солнце на беду,
Руками я сжимал балду.
Куда мне с ней, скажи, браток,
Ведь руки жжёт, как кипяток.
Лишь милая успела лечь,
Я поспешил её обжечь.
Она хохочет, дура,
Вот, мол, температура.
Я молод был и всех любил,
Косых, кривых, горбатых.
Наверно, Богу досадил,
Одну из них засватал.
Как дует ветер мне в трубу,
Лежит милашка на горбу.
Мы в шторм такой попали,
Когда её горб равняли.
Качались жутко дерева,
А в поле высохла трава.
На ней, как будто карусель,
С горбатой не нужна постель.
Запой, соловушка, рассыпь
Ты трели вдоль околицы.
Она на ёлочке лежит,
Иголку в попу колются.
Натёр я милой бородой,
Столкнулся, кажется, с бедой.
Какое же мгновение,
Когда уж вышел в сени я.
Ко мне теперь не приходи,
Любовь растаяла в груди.
Пёр спереди и сзади,
Чего бы это ради?
Моя милашка хороша,
Да вот в кармане нишиша.
Всегда я брал, ей право,
Но только на халяву.
Я затащил милашку в куст,
И тут же сам лишился чувств.
Ну, до чего ж была мила,
Без приглашения легла.
Лежит она вздыхает,
Во мне души нечает.
То вверх, то вниз, то вверх, то вниз,
И как в седле на ней держись.
Мочалил час, а, может, два,
Под нами вытерта трава.
Какая ж ненормальная,
Она не сексуальная.
Натёр ей писку бородой,
Теперь нас не разлить водой.
Совсем не покраснела,
Но как она хотела.
Боюсь гулять я по ночам,
Снуют девчата тут и там.
Средь них найду ли милую,
А вдруг, да изнасилую?
Никто не даст простой ответ:
Насильник я или же нет?
Так много их обиженных,
Но мне хотя бы рыжую.
Не рыжую, так чёрную,
Но только, чтоб покорную.
Чтобы трусы сама сняла,
И на лицо была мила.
Порою, все бесстыжие,
Хоть чёрные, хоть рыжие.
Быть может, кем-то брошены,
Хотя почти хорошие.
Как зашумели дерева,
Её я раз, потом и два.
Весёлая, смешная
И словно бы родная.
При нашем бы желании,
При вашем бы хотении.
Пусть морда обезьянья,
Но сделаем в мгновение.
Ух, я весёлый паренёк,
Залез милашке между ног.
Чуть хрен не откусила,
Вот в ней какая сила.
Зашёл к милашке, дышит тяжко,
Сопит себе в две дырочки.
Ей не хватает под рубашкой,
Хоть маленькой топырочки.
Топчусь ногой, потом другой,
Иду к подружке дорогой.
Иду молчком, стоит торчком,
А я его держу тайком.
Я подержу, лишь покажи,
Ты, милый, крепко не держи.
А твёрдый стал, как оселок,
Вот ничего себе кусок!
А я головку подточу,
Потом на милку налечу.
Ложись, родная, на кровать,
Туда-сюда начнём совать.
Ух, я голодный, как ишак,
Отдайся, милая, мне так.
Ношу, торчащим, целый день,
Не ровен час, порвёт ремень.
Я молод был, а как любил,
Вставал с рассветом на дыбы.
Вот уж краснее фонаря:
Держись же, милая моя!
Забыть тебя не мог никак,
Вчера оставил свой пиджак.
С тобою я начал роман,
Что даже хрен порвал карман.
Иду к милашке в пиджаке,
Хрен под рубашкою, в руке.
Пока её я упросил,
А хрен мой вниз уже висит.
Ах, ты, залёточка моя,
Зачем же мучаешь меня.
Достоинства стоят мои,
Поют нам в роще соловьи.
Вчера милашку схоронил,
Сегодня гроб чуть-чуть открыл.
Рукою тянется к муде,
Хотя уж пятнышки везде.
Что этот ветер-суховей,
Поёт залётный соловей.
Ты пой, а ты сильнее дуй,
Милашечке заправлю буй.
Разгуляется погода,
Дул на квас я и на воду.
К милой только заглянул,
Обнаружил жидкий стул.
Чирикал рядом воробей,
Но ты, родная, не робей.
Нельзя теперь иначе,
Ведь вот он, хрен стоячий.
Забыть про всё, про белый свет,
Когда подруги рядом нет.
А вот она уже поёт,
Печаль до сердца достаёт.
Печаль-тоска, печаль в душе,
А вот и милая уже.
В короткой юбке, пиджачке,
А что же зуд в моём очке?