Hm
Нажата кнопка "Пуск". Бобины закружились.
H7 Em
Как будто он сумел гитару в руки взять,
Hm
На горле напряглись надорванные жилы
C# F#7
И пальцы по ладам аккордами скользят.
Hm
Он голосом своим заполнил всю квартиру
H7 Em
И, переполнив дом, рванулся из окна,
Hm
Отчаянно хрипя, он повествует миру,
C# F#7
Что много есть вранья, но правда лишь одна.
Hm
Да, лишь одна.
Народ ему внимал, он правды был глашатай.
Нет в жизни полуправд, есть разночинство лжи.
И ни к чему винить Европу или Штаты –
В России боль своя: сословий этажи.
И лили сверху грязь: «Он хулиган несносный,
Он наш порочит строй и мастер поорать.
Да что с ним лебезят?» А год был високосный,
Когда выходит смерть поживу собирать.
Поживу собирать.
В газетах ни строки. «Не поднимайте шума!» –
Всё те же голоса заткнуть старались рот.
К нему не подобрать из дерева костюма.
Он – совесть и душа, а тело – весь народ.
В театре жизни мы стремимся к ролям первым,
Порою амплуа меняем на ходу
И Гамлета вопрос щекочет наши нервы,
А он нашёл свою счастливую звезду,
Свою звезду.
С экрана взгляд его необычайно цепок,
Не сбили его с ног ни слава, ни хула.
Мужик российский был умишком задним крепок.
Живого – на штыки, а мёртвому – хвала.
Он много не успел. Им много не допето.
Как Пушкина с Есениным цензурой под запрет,
Народ хранит стихи любимого поэта –
Дороже этой памяти ему надгробья нет.
Надгробья нет.
Со сцены он ушёл впервые безвозвратно,
Чтобы вернуться вновь сквозь множество стихий.
И мой магнитофон усилил многократно
Оружие его – гитару и стихи.
Ведь он не ждал, пока покинут крысы трюмы,
И колею свою прокладывал, спеша.
К нему не подобрать из дерева костюма,
Он вечно будет жить, как совесть и душа.
Его душа.
Май 1988 г.