на северном полюсе погибали цветы, когда мы умирали с рассветом. в нас не было ничего святого. он был для меня лучом, а я его девочкой-горе-поэтом, что хранит от самого злого. он тогда становился не просто строкой. не просто строчкой в стихе. он прикасался ко мне рукой – и разжигались костры. я теряла покой, обвиняя себя в грехе. смертном и тяжком. он прижимался ко мне щекой, и разрушались миры. даже галактики. его глаза не имели дна. мы босиком ходили по арктике, сжимая руки сильней. он мне говорил: «ты больна, и прекращай наконец быть моей, не доведет до добра». а мне было страшно. я сжимала руку сильней на всякий пожарный. клялась дожить до утра, говорила про план коварный. что выживем оба, что верить важно. я больше всего боялась его позабыть черты, чуть меньше – умереть в одиночку. я на ухо ему шептала про птиц и весну, про каждое «ничего». про то, что сможем сломать кресты. что рано нам ставить точку. не верить – страшней всего. я к утру по чуть-чуть умирала