Можно верить в Магомета, можно в Сварога, в Христа.
Оставаясь человеком. Остальное – маета.
Пишем строки, как молитвы, отпуская в небеса.
Там! не злата! дорог слиток, а живые голоса.
НО! неймётся словоблуду, заплутавшему в сети.
Ходит-бродит здесь «иуда», знать проторены пути.
Он, как сявка – кушать просит. Ишь! Как зубки-то стучат!
Строчку съест – его поносит! матерьялом для стишат.
А в реале он не годен ни на что! уже давно,
Вот в головке мысль и бродит – вплюнуть в вечность гуано.
Чем-то он похож на крысу – зубки мелки, злобен взгляд,
И! достоинство обвисло беЗпросветно! Abgemacht!
Я сказал ему – «Genosse, вы, пардоньте, рукоблуд!» –
озаботившись вопросом новоявленных «иуд».
Может вам за это платят?! Тридцать сребреников – дрянь!
Лучше б взращивали садик! Или ямбили свой ян!
Понимаю – ваше рыло! не прельстительно для дам.
Разве нужен им обмылок? Это, ить, не Клод Ван Дам!»
Вот и рыщет подзаборник, зырит взором сквозь плетень
на чужие помидоры, жён-красавиц и детей.
У него одна забота – чью-то душу распинать.
Ох, как трудится… до пота! – чтоб, как следует! распять.
Человечий код нарушен. Человеко-Божий ген.
В месте, где, обычно, души – запустение и тлен.
Он с рожденья был кастратом – срезан разум, совесть, честь.
Лишь, патологоанатом смог дефекты перечесть.
Удивился человече! И! в кунсткамеру его!
Это ж тоже, други, вечность! Прямо скажем – О-го-го!
Вон он как нахорохорен! Зырит взором сквозь стекло!
Я! Сижу на колокольне И! точу своё стило!