Она могла бы быть героиней женского сериала, потому что она – стопроцентная женщина, до которой многим из нас расти и расти. Начать с того, что она оторвала себе шикарного мужика – причем моего; терпеливо переждала, пока у него не кончатся проблемы с жильем – четыре года в съемной однокомнатной, еще четыре в съемной двухкомнатной и, наконец, переехала в приватизированные трехкомнатные апартаменты (казарма, где она, бывало, ночевала с солдатами, к тому времени уже напрочь выветрилась из ее памяти). Вскоре была приобретена дача (естественно, исключительно для нее), где можно было забыть про изнуряющее городское лето. Более того, всех ее многочисленных детей, к которым он никакого отношения даже в принципе не мог иметь, он растил, кормил и называл СВОИМИ! Ее роды как-то даже сняли на камеру, ее среди ночи возили в платную клинику на УЗИ, когда она якобы не могла разродиться, ей сооружали уютные гнездышки для выкармливания малышни, ее даже не наказали, когда она слопала половину красной рыбы и завалилась спать там же, на столе!!! Своими серыми лапками она превратила моего мужа, из человека, глубоко равнодушного к кошкам, в подлапочника, в большую грелку для своего жирненького тельца, в наглаживателя спинки и чесателя шейки!
Когда я устраивала ему сцены ревности, он объяснял свою привязанность к этой избалованной стерве ее волшебным серебристо-фиолетовым окрасом, видите ли, напоминающим ему цвет новой офицерской шапки!
С тех пор, как я сделала ей укол под «зашкирку», чтобы избавить ее от нескольких видов глистов, в том числе и глистов в легочной форме, она меня не замечала – я просто подаватель еды.
В то далекое время ее звали Дочь. Когда у нас родилась дочь, это имечко упразднили, но она виду не подала, что ее это задело. Нашла себе дело - следить за мной, мамаша-то из меня никакая, я ведь не вылизывала свое произведение часами, как это делала она. Когтистой лапой, с налета, каралось все – повышение голоса, игнорирование рева из кроватки, позже – любые попытки влупить расшалившемуся чаду или просто слегка поддать. Один раз, правда, ее бдительность очень помогла – закоротила проводка, и если бы не ее бешеное поведение, я могла бы прохлопать это дело. Когда появился сын, ее борьба с шумом и ревом в квартире активизировалась. Я постоянно ходила с расцарапанными ногами.
А какая у нее была бурная личная жизнь! Вот где белая зависть чернеет на глазах!
Первая любовь была просто классикой романтического жанра! Он лез к ней по ветвям раскидистого клена на третий этаж! Потом первым делом начисто вылизывал ее тарелки, и приступал к делу. Представляю, что творилось на нашем диване, когда нас не было дома! Попался он мужу, который немедленно выгнал наглеца на лестницу. Но уже через секунду треск веток возвестил о том, что он возвращается к прерванному занятию. Так мы поняли, что и наше присутствие не было помехой! А мы-то недоумевали – с чего это наша привереда вдруг стала есть все подряд и в диких количествах? И почему это как-то ночью – спросонья, наверное, нам показалось, что она на ощупь какая-то жесткая, грязная и большая?
Потом, конечно, выяснилось, что он наградил ее лишаями, само собой, обрюхатил, и как это у них водится, охладел... Первых котят было двое – любопытно-вертлявый худой черныш и лениво-спокойный полосатыч, и купили их у нас за пять минут (впрочем, и за пять же рублей). Примерно в этот момент было решено звать ее просто Кошкой.
В свое время появился и постоянный ухажер – тетка держала парочку персов и в трудные нулевые пополняла семейный бюджет разведением котят, а поскольку мы с ней соседствовали, вопрос, что делать с животиной в периоды обострения зова природы, решился. Когда Кошка первый раз вернулась от Персика мокрая, я подумала, что его законная супруга облила ее чем-то нехорошим, но, оказывается, это он так выражал свои чувства – и кроме нее он не вылизывал ни свою унылую Досю, ни других дам, которых приносили к нему с той же целью – причем, от некоторых породистых подруг он и вовсе, что называется, воротил морду.
Регулярно, два раза в год, на протяжении многих лет, я принимала по пять котят гигантского размера, мамашиного мышиного окраса, которым от папы доставались либо длинная шерсть, либо благородная стать, либо (реже) все вместе, либо персиковые пятнышки. Распродавались как горячие пирожки, причем оптом. Несколько раз Кошке приходилось выкармливать приемышей – находили подкидышей, которые еще не умели есть сами. Надо отдать ей должное - не прогоняла.
Три года прожил с нами ее сын, наш любимый Филька, и постепенно мы стали называть ее Кошка-мать. (По аналогии с благородным английским "Королева-мать").
К тому времени, как не стало Персика, она вполне оценила прелести дачной половой жизни, да и одного размножения в год ей стало достаточно. Конечно, за рассылку пахучих СМСок она по-прежнему берется раза три в год, хорошо хоть, до нее дошло, что зону рассылки можно ограничить половичком перед дверью и углом на балконе. В моменты обнаружения следов информационно-рекламной деятельности к титулу Кошка-мать обычно добавляются притяжательные местоимения «ее ж», «твою ж», и некоторые другие выражения – в зависимости от того, наступил ли ты в лужу в тапках, босиком или в носках.
Пару лет назад, в октябре, Кошка родила нам Машу – существо всех оттенков кошачьего, впервые со времен вертлявого черного котенка, не имевшую фирменного серого окраса; причем, в наше отсутствие, так как услышала мои обещания перетопить ее гаденышей, и мы при виде Маши сразу поняли, что такое чудо нам с рук не сбыть. Машин вид оказался также и прекрасным противозачаточным средством, и ни один из дачных котов ни разу не посягнул на ее девичество. Правда, кое-кто считает, что это плоды его правильного воспитания (тоже мне, Куклачев-Макаренко).
А Кошка-мать по-прежнему пользуется популярностью – в июне за ней гнался такой красавец, что я не сдержала зависти и крикнула: «Ты хоть знаешь, что ей четырнадцать лет?» На что красавец никак не прореагировал и продолжил домогательство. А вот она обернулась, и наградила меня таким взглядом, что мне стало не по себе.
В августе она родила мертвого котенка, долго переживала, потом перенесла родительские чувства на нас, установив над нами суровую опеку. Не разрешала нам уходить с дачи, постоянно бегала за нами даже на реку, бесстрашно бросалась на собак и серьезно подрала двух овчарок. Потом, наконец, успокоилась, еще раз (насильно) взявшись воспитывать Машу, уже совершенно взрослую особь, причем значительно превосходящую ее саму в размерах.
Так мы и живем под властью ее обаяния, и даже порой, под его гнетом...
Кто-то еще называет кошек братьями нашими меньшими?
P.S. Серенькой не стало на 16-м году, операция продлила ей жизнь на полгода, надеюсь, она не в обиде на нас. Мы ей очень благодарны за все - часто шутим, что не развелись только потому, что не смогли бы поделить серую кошку.