Жил-был кот.
Воспитанный лучшими сэрами
В свете высшего общества.
Не ссорился с гондольерами,
Что когда они приплывали с розами,
То матерились стихами и прозами,
И портили своим распутством
Его английские сады.
Не всякий может стать лордом -
Люди-то не всегда, не то что коты.
С утра, чуть зардеется небо,
Обняв его лохматыми лапами, как-то нелепо
Вдыхает (ведь коты не умеют вздыхать):
"Прекрасное утро! Волшебное утро!"
Внутри кота расцвело всё его нутро -
Коты умеют восклицать!
Из гардероба, что с тремя сотнями бюро
И стенок не менее сотни,
Смотрит на него, огромное и хрустальное, оно -
Уникальное итальянское зеркало!
Но увы тогда ни немцы, ни русские мастера
Ещё не шили на котов всяких сюртука,
И потому у кота сюртук был длинный,
Тёмно-бордовый, такой, винный,
Оттого зверь казался элитный, смирный.
Кот был во многом интеллигент,
Уважителен с дамами, джентльменский почёт,
Вбитый в животное менталитет, -
А письма как пишет, да с печатями шлёт!
Играл в преферанс, и в гольф, и в крикет,
Увлекался Волтером; сочинить мог сонет;
Словом, золотая монета светских господ!
Лучше некоторых графов был этот кот!
Словом, прозрачно -
Кот точно сэр,
Лорд, рыцарь, джентльмен и пэр,
Далёк от нищей кошары невзрачной
Этот мистер, мсье, сеньор, герр.
Но с возрастом, пресыщаясь годами,
Он сетовал на заговор мира,
Всё чаще упрямый, впирался рогами,
Всё сильней из зрачков текла добрая лира...
И так, за полгода, само собой
Его обаяние испарилось.
Жесты ныне обыденны, стёрся важности слой
В щелчок электричества - переключилось...
И он заворчал, как старик многолетний,
О поколении, взращённом иначе,
О погоде, эпохах, про миллениум ветхий:
О чём бы ещё посудить древней кляче?
И он одинок - или просто один?
Никто уж не ездит к нему на приёмы.
Не тот уж галантности палладин,
Упала возвышенность в вечную дрёму...
И кот, одетый в длинный сюртук,
Ворчливый, но всё же вежливый,
Уже не ждёт ласковых рук,
Да и сам стал каким-то бежевым.