Я представляю время единицей
синхронного взаимодействия в среде
себе подобных, с целью сохраненья
не столько жизни, сколько бытия:
не надобность, скорей необходимость
высоких чувств, а я, к несчастью, быдло.
Вы знаете, я – быдло, господа:
жестокий и несносный. Как угодно.
Когда раньше заявляли это, я
не верил – честно говоря – и вовсе
не верил… Фиолетовый туман,
я в нём стою, вот, думаю: Что значит?
Как понимать мне их? Стою я, значит,
на остановке, думаю, и тут,
как озарение: а в этом они правы!
Но по порядку. Время единица
синхронного взаимодействия в среде
себе подобных. Ключевое слово
«взаимодействие» (хоть с чем!), оно
обязывает отдавать, точнее
обязывает жертвовать, ещё
точнее жертвовать собой во имя…
Не так уж важно для чего, но факт
играет роль, не первую, конечно,
и не вторую даже, так как я,
жестокий и несносный, не способен
на жертву, на насилие. Всему
свою предпочитающий нейтральность,
я мог бы оправдаться – мол, устал,
но это отговорка слабых волей,
а я не слаб и, стало быть, я быдло,
асоциальное, и вместе с тем
прямолинейно-грубое. Прискорбно.
Мне нравится немногое: рассвет,
улыбка обречённого, вестимо,
его недуг, и низменность земли
в которую я лягу, ей накрывшись.
Я обожаю низменность земли!
её святую, грешную жестокость
по отношению ко мне: Постой! –
я шёпот будто слышу – Стой на месте!
Таков единый выход (он же вход)
из лабиринта скованных движений,
я мерзостью зову их про себя,
но в слух зову их бодрость и решимость
к поступку (как он низок! Боже, как
он низок, отвратителен, прекрасен,
абсурден, смел, губителен, высок).
Пусть каждому живущему собой
за то воздастся. Это справедливо.
Зелёный дом, я голый, я нагой
стою поодаль, скромности напротив.
Так время единица ли? Напротив,
мы единица времени, но в том
блаженство в смеси с ужасом, мы время
потраченное на момент; не столь
значительны, скорей амбициозны
на фоне всесмирения. Вопрос
в принятии иль отторжении ответа:
мы плеоназм и только! – Весь вопрос
в рефлексии – о господи! – на это
Марины Леонидовны, кота
и нескольких друзей моих. Прискорбно.