****************
После очередной, преподнесённой рюмки, сделав благообразное лицо, бывший батюшка, всем известный как отец Сергий (в миру Никита Удальцов), по гусиному крякнув и занюхав это дело малосольным огурчиком, козлиным фальцето затянул, - Праздник-то великий сегодня какой православные! Крещение Господне! - и батюшка перекрестился.
Шла четвёртая неделя Новогодних праздников.
- Точно! - смачно парировал здоровенный мужик с крупной, лошадиной головой, в свитере рассветок советских времён и глупой рожей, прозванный в деревне за необычайный свой высокий рост и широту плеч - "Верзилой"
- Это-ж сёдня в прорубе-то купаются?! - на этом все познания о "Великом празднике"
у Верзилы и ограничивались.
- Купаются, купаются, - ласково пропел батюшка, - И ход крестный устраивают...
В избе где проходила этот непринуждённый, религиозный диспут, вокруг большого, старого, дубового стола, что стоял на ещё крепеньких, резных, кривоватых ногах,
собралось уже много народу. Люди сидели кто на табуретах, кто на пошорканых временем стульях, как сидят обычно глупые вороны на деревьях чего-то выглядывая из-за веток. Кто-то пьяно и бесспробудно посапывал на полу - благо протопленная изба была о трёх комнатах, а потому места хватало всем страждущим перевести пьяный дух и посмотреть чудесные, розовые, волшебные Новогоднии сны. В которые возможно
тихой и лёгкой, снежной поступью, к пьяным в зюзю деревенским жителям, бесшумно входил дед Мороз - визитная карточка всех Новогодних праздников. И щедро одаривал всех спящих волшебными подарками.
Изба была хмурая и грязная. Повсюду в беспорядке валялись пустые бутылки. Затхлый, смрадный запах несвежих носков, сохнувших на бельевой верёвке у самой печи и прочего белья, уже давно никому из присутствовавших не резал носы. Там и сям в окнах на месте рабитых стёкол стояли наспех вставленные "картоны", а сквозные дыры в уцелевших окнах были прочно заткнуты ватой, выдранной из заляпаного жирными разводами матраса, который зиял глядя с железной кровати на мир, большой, рваной дырой и на котором благочинным зябликом сейчас, почивал как большая черная птица с крестом на шее и в рясе - отец Сергий, ведя просветительско-религиозную беседу среди душ падших и заблудших. Он вёл эту беседу невзирая на боль и мутный осадок от обид оставленных батюшке областной епархией за трёх годичное тому назад увольнение. В результате этого увольнения, поместная деревенская церковь была закрыта, а низвергнутый митрополитом батюшка, четвёртый год подряд, заливал печаль-тоску по дням "былым и светлым" - водкой и самогоном, которого в деревне было через каждый дом. Новый, обещанный письмом митрополита деревенским бабкам три года назад батюшка, в деревню "Рогачёвка" так и не прибыл. А потому, по всем вопросам связанными с совершением религиозных культов и обрядов, все как и водилось раньше, шли к отцу Сергию. Отец Сергий этим и жил. Он так-же как раньше отпевал,
венчал, крестил, благословлял, только теперь всё это было вне церкви.
Отца Сергия на деревне уважали, несмотря на ходящие за ним по пятам непотребные слухи.
Судачили что-де якобы Сергий - впал в немилость к митрополиту, из-за своего тайного увлечения "Содомским"грехом - на что отец Сергий (в миру Никита Удальцов) не раз заявлял:
- Наветы это всё! Наговоры и козни митрополита - крест ему в задницу! - и ещё батюшка грешным делом четвёртый год уже как - безбожно с горя пил, но так как этим грехом страдала вся основная часть жителей данной российской глубинки и грехом это дело никогда и не считало, то и вопросов к отцу Сергию касательно этой части и не возникало, а если и возникало, то только ради лёгкой хохмы и для поддержания шутейного так сказать разговора.
- Отец Сергий. Грех ведь водку то пить! - На что батюшка завсегда смиренно ответствовал:
- А кто без греха?...
Или бывало сидя в пьяной компании, на чей-нибудь загогулистый вопрос относительно
пьянства батюшки в компании, их, простых деревенских жителей, Сергий опять-же благоговейно и смиренно ответствовал, многозначительно тыкнув указательным пальцем в небо, - "Не праведников пришёл я спасти, а грешников!"
По великим, церковным праздникам, отец Сергий всегда надевал на себя свою несвежую рясу, как-бы напоминая всем жителям деревни о присутствии Божием на земле. Ходил он в ней по деревне, позвякивая серебристым крестом на груди и оправляя окладистую бородку. И за налитой рюмочкой, приглашённый в дом кем-либо из добродушных и богобоязненных жителей, читал тем проповеди и подавал наставления...
- А может и мы крестный ход учередим? - в разговор влез "Рубль", звали его Санька.
- Ну а чего-ж и не учередить? - вновь заблеял батюшка, - Дело то ведь богоугодное!
Дверь избы расспахнулась и с холодными, морозными парами, в тёплую хату вошёл мужик в большой, видавшей виды лохматой шапке, в валенках, тулупе и повисшей на кончике носа холодной, подледеневшей соплёй.
- Ну чё Палыч, взял? - послышался с дивана вкрадчиво-тревожный голос до того безучастливо лежащего на нём хозяина хаты "Угрюмого".
- Взял, едрыть её тудыть! - и Палыч начав рассказывать о всех перепитиях его похода к бабке Нюре за самогоном, бережно вытащил из-за пазухи две двух-литровых бутыли и передав их Валюхе начал раздеваться. В избе сразу-же всё оживилось. Народ что ещё стоял на ногах, как магнитом потянуло к столу, кто не мог подойти, те как могли подползали.
Застучали тарелки с оставшимися ешё закусками, которые игривисто выставляли три похожие друг на друга, как родные сёстры-близняшки, подруги, с опухшими от бесспробудного пьянства лицами и синяками под глазами, оставленными им на короткую-долгу* память на лицах, в порыве крайней ревности - любящими мужьями и любовниками.
- Палыч у нас как метеорит, - мило заворковала улыбаясь во всю ширь своего большого, ярко накрашенного рта Валька, местная куртизанка, обнажая в улыбке безобразно гнилые, местами безвозвратно утерянные зубы. Все мужики сходились в едином мнении, что когда Валька держала рот закрытым - она была ничего.
В углу вещал телевизор о предстоящих выборах президента Р.Ф, о "Единой России",
о правильно взятом ей "Единой Россией" курсе и о постоянном, неуклонно растущем в стране благополучии и улучшении бытовых условий жизни, всех простых, российских граждан. Выпив и обсудив за столом: всех кандидатов в президенты, правильно взятый курс и наступившее багополучие, разговор за столом вернулся к изначальному - к "Крестному ходу". В пьяной избе воздух вдруг и все ея углы наполнились православными истинами и постулатами, послышался еле уловимый, незримый перезвон церковного благовеста. В хмурой, прокуренной избе, таинственно и легко запархали по углам белокурые ангелы, заполняя избу волшебным, еле уловимым светом вечной жизни. Начался жаркий спор и обсуждение библейских догматов и провославных традиций - чуть не закончившийся дракой. Отец Сергий, сидя на драном матрасе хитровато прищурясь,
довольно поглаживал чернявую, окладистую, кучерявую бородёнку и о чём то думал.
- Православные! - вруг призывно и басисто рявкнул отец Сергий! Доколе будем жить как нехристи?! Вернём церковь! Низвергнем оковы Лукавого! - и снова хитро прищурясь заключил, - Плевал я на митрополита! Души живые гибнут!!!
- Вернём, вернём! - понеслось со всех сторон.
- Пусть вся страна узнает какова вера у нас в "Рогачёвке!"
- Узнает! Узнает!!!
- Сами вскроем двери церковные! Всем народом! Пусть Сергий служит как служил!
- За святое дело и пострадать можно!
- Сергия в митрополиты!
- УРА-ААААААААААА!!!
Ещё недолго пошумев, все собравшиися пришли к единому мнению: Крестному ходу на деревне - быть!
Сурово и моча вышли на улицу во двор. Из двух длинных, деревянных брусьев сколотили большой крест, обмотали места соединений для прочности верёвками.
Проверили - получилось крепко. Вернулись в дом.
Рубль обвёл всех присутствовавших мутным взглядом, - "Крест готов! Христа нету!"
- Оглядели всех возлежащих на полу, проницательно и скурпулёзно, - "Этот толст, этот слишком длинный, этот огромен, это баба..." - Вдруг взгляды всех присутствовавших единодушно остановились на Федьке Воробье, который мирно посапывал сбоку белёной печи, укрытый телогрейкой. Федька был мал ростом, щупл и хил и как никто, лучше других подходил на роль "Христа".
- Воробья в Христы! - Верзила от догадки радостно хлопнул себя расскрытой ладонью по ляжке. Рубль, Угрюмый и все присутствовавшие согласно и одобрительно закивали. Так кандидатура Федьки-Воробья единогласно всеми стала одобрена.
Отец Сергий (а в миру Никикта Удальцов), удовлетворительно оправя бородку, ещё раз оглянув всех своими лучисто-изумрудными осоловелыми глазками, радостно,
расскатисто и нетрезво заблеял:
- Ну что православные! Ащё по одной - и в путь!
Заботливо надев на "Христа" тёплую, ворсистую заячью шапку-ушанку, ватник и пимы, пьяного в усмерть, безразличного уже ко всему Фёдора, вытащили на улицу. Положили на большой, деревянный крест. Туго связали верёвками. Ничего непонимающий Фёдор сонно замычал и зачмокал губами.
- Вылитый спаситель! - одобрил о.Сергий поглаживая бородку и глядя на поднятый и удерживаемый Рублём и Верзилой крест, на котором свеся голову на грудь и пуская слюни, продолжал переодически похрапывая сладко посапывать Воробей. Тпр-ррррр...Тпр-рррррр - слышалось с креста.
- О.Сергий перекресил всю "паству", перекрестился и сам.
- Ну, в путь православные! На святое дело идём! Церковь народу возвращать! С Богом!
Рубль и Верзила подняв крест встали во главе колонны в аккурат за о.Сергием.
Толпа тронула. Ночь уже накрыла Рогачёвку своими мягкими, тёплыми, пушистыми,
крещенскими крыльями. Покачивалась и сияла в тёмном небе полная луна. Загадочно мерцали звёзды.
О.Сергий уже во всю разошедшись, как когда-то в храме, распевал во весь голос праздничные тропари и псалмы. Народ, неровно покачиваясь шедший за О.Сергием сиплыми, пьяными голосами пытался подпевать. По дороге к шествию стали примыкать и другие жители деревни привлечённые громким пением и поднявшимся на деревне зычным лаем цепных собак. Толпа стала обрастаь как снежный ком.
- Кудыть вы Петька?
- Церковь открывать!
Народу становилось всё больше и больше. В конце колонны послышались громкие расскатистые звуки баяна.
- "Госсподи поми-и-луй! Госсподи прости! Помоги нам Госсподи на нашем пути!" - Звучало впереди шествия.
А из окон изб, на улицу, в ночь, мягко лился свет освещая множественные силуэты людей из таинственного, ночного шествия. Федька Воробей задевая кроличьей шапкой самаи звёзды, продолжал всё так-же тихо посапывать и похрапывать на кресте.
А сзади, в хвосте колонны, под весёлый перелив баяна уже размашисто и лихо отплясывали деревенские девки и парни распевая на все голоса.
- Мимо тёщиного дома я без шуток не хожу!... - строки частушек подкреплялись соловьиным свистом и радостным улюлюканьем. Народ продолжал присоединяться.
Шествие становилось более уже похожим на первомайску* демонстрацию. Сзади под трель баяна в толпе уже послышались лозунги.
- Да здравствует Единая Россия!
- Да идут они все на х..!
- Зюганов и коммунисты козлы!
- Чё ты сказал рожа?... А ну повтори. - Кто козлы?
Так и шла процесья. Впереди, по непроверенным до конца слухам нетрадиционно ориентированный поп, распевающий псалмы и тропари. Рядом за ним, как могучии херувимы, держа крест, с одутловатыми, отважными лицами и переполненными наиблагороднейшими чувствами и эмоциями от ощущения великой, возложенной на них Божественным провидением миссии, важно вышагивали, слегка покачивавшиеся Рубль и Верзила. Смотрящии куда-то в даль, они уже видели где-то там, в недалёком, необозримое, радужное будующее Великой Единой России! И новго владыку и патриарха всия Руси - отца Сергия! А на кресте, под самыми звёздами, обвисшим мешком, всё так-же безучастно, раскачивался ничего не понимающий в благородных устремлениях толпы -Федька Воробей. А сзади, в конце шествия, плясали и пели от переполнявшего ощущения счастья и великих минут отпущенной им кем-то жизни на этой грешной,
русской земле, простые русские бабы и мужики! Самые славные на этой земле люди!
- Я на севере была золото капала!
- Если-б не моя ................! - Ух!Ух!Ух!Ух!...
Когда вся процессия уже спустилась с горки и до церквушки,покозавшейся с соседней горочки поблёскивающими под звёздами куполами остовалось не более километра,вдруг пошёл мягкий пушистый снежок.И тут-же быстро-быстро посыпал,
зачастил.Откуда-то поднялся ветер.Всё закружило,замело.Небо нахмурившись сомкнулось.Тьма опустилась на шествующих и окутала всё вокруг.Видно было только на расстояние вытянутой руки.А ураган усиливался.Нарастал.Толпа спешно не сговариваясь повернула назад.
Верзила и Рубль уставшие от ноши,еле держась на ногах от порывов мощного ветра,решив приехать за Воробьём чуть позже на Угрюмовской "копейке",с силой воткнули крест в сугроб у обочины и поддерживая о.Сергия наощупь заспешили назад.На прощанье о.Сергий успел перекрестить Воробья.Огромная толпа на ощупь тоже,уже держась друг за друга,торопилась в деревню...
Проснувшись рано утром у Угрюмого о.Сергий долго вспоминал вчерашний день и наконец пропел кудато в пустоту дома:
- А где Федечка? Матушка царица небесная! - заголосил "поп-расстрига" - А Фёдора то забыли забрать!
Завели Угрюмовскую "копейку" - тронули.Кода приехали на место в ложбину то все увидели на деревянном кресте так и не проснувшегося,обляпонного комьями рыхлого снега,закоченевшего от морозу "Христа" - мёртвого,посиневшего Федьку Воробья.
Хоронили Федьку на местном кладбище.Кладбище было большое,кругом виднелись частые рядки свежих могил.Отпевал как и всегда в таких случаях о.Сергий.Погода была по зимнему морозная но солнечная.Много тёплых,добрых и хороших слов о вновь представленном сказал у могилы несчастного о.Сергий.Многие из присутсвовавших искренне плакали.Плакал и о.Сергий.После брошенной последней горсти земли все скорбяшии направились в местное кафе на поминки.
А ближе к вечеру,в Угрюмовской избе снова радостно и переливно запела гармонь.И деревенские бабы подбоченясь и притоптывая каблучками вместе и дружно с о.Сергием,Верзилой,Рублём и теми остальными,кто мог ещё стоять,бесшабашно отплясывая расспевали во все свои ещё молодые и не очень,звучные,могучие русские голоса:
- Эх жить будем!Гулять будем!
А смерть придёт - помирать будем!!!