Бессовестно хочется напиться, принять чего-то подопинговее,
развеятся, но не взорваться от пустоты, выкрутиться ужом –
скука не жить, нет… смерть учит любить жизнь, мертвых слабее,
правда, чем неживших никогда. Скука жить так: слеза да боржом…
становясь пошагово-стратегически безпланетным бомжом.
Лекарственное господство комментирует тошноту бытия мной,
а я отмеряю штрихом слова, шрапнелью брани, болотными пузырьками,
полуденный холод зимой, как безудержно-радостным летом – зной.
Но еще мне удается встретить себя в лоне скуки, и обелиск сердца, его камень
еще испускает вибрации звуков души, информацию любви, но он побелел и ранен.
Скука вострит распухшие ушки, выпрашивает всю пустоту в бессрочное владение,
замшело убаюкивает последовательность ретивых процессов,
а я мягко и зелено превращаюсь под эти реверансы в растение,
топлю температуру до градуса, уважающих только себя, бесов.
Скука противоречит приказу выжить – ёё разбавление знаменательно ранним уходом.
Походов на покорение мира больше не предвидится, даже кровавым бродом.
Мне придется жить душою всего народа, пить не только вино и таинственную воду,
но и местную сому. Так я пишу слезами покаяния эту безумно-Вечную оду.
9 марта 2012