Светлой памяти матери посвящаю:
Давно то было, был мороз,
Стоял февраль, и выла вьюга,
Пыхтел, волнуясь, паровоз...
Теплушка... Первая потуга...
Я появился с криком в свет,
И ты забыла свои боли,
За мной не нужный мне послед
Был выброшен с потерей крови;
А я остался у груди
Отрезанным от пуповины,
Не зная, что ждёт впереди,
Увидив мир сквозь щель вагины.
Кричал и требовал сосок,
Его давала, возбуждаясь -
Я был обжорливый сынок
И грудь сосал, её касаясь.
Так длилось лет почти до двух:
Я отзывал тебя в сторонку,
И ты, сокрывшись от подруг,
Давала грудь сосать легонько.
Потом был голод и война,
И снова голод и разруха...
Осталась с четырьмя одна -
Лет сорок, но на вид старуха!
Короткий нынче бабий век,
И время баб не пощадило,
А возвратившихся калек
В мужья для каждой не хватило.
Перебиваясь кое-как,
Ты нас растила, как умела,
Отвергнув незаконный брак,
Нас в люди вывела умело.
Теперь остался я один...
Ты, сёстры, брат не канут в Лету,
Ведь я, доживший до седин,
Их помню, побродив по свету.
Лети, мой стих, в далёкий мир,
Где, наконец, все отдыхают -
Мы там устроим званый пир,
Когда мне тут накостыляют.
Недолго вам осталось ждать -
Я расскажу всем всё, что было;
И ахнут сёстры, брат и мать,
Узнав, что было, то уплыло!