Поэтом можешь ты не быть, или Друзья,...

Фили-Грань
            
     На объявление в газете я наткнулась случайно. Но принять участие в конкурсе решила сразу же. А почему бы и нет? То, что это конкурс для профессиональных поэтов, я проигнорировала, самонадеянно припомнив из «Мастера и Маргариты»: «Почём вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове?»
     За день написав «Песню об Омске», я отправилась на Сибаковскую, в писательскую контору, куда можно было приносить свои опусы.
     На месте выяснилось, что писатели появляются здесь только по пятницам, ввечеру, так что я едва не опоздала: грядущая пятница была крайним сроком для подачи заявок.
     Но я упорствовала и, дожидаясь незнамо кого, то бродила  вокруг здания, то торчала в его фойе под неодобрительным присмотром вахтёрши. Наконец, в дверях нарисовался седовласый красавец с какими-то бумагами в руках. Он был нетороплив и величествен. Я заробела, вдруг осознав всю неуместность своей авантюры, но было поздно. «Александр Эрахмиэлович! Вас тут дожидаются…» – поджала губы вахтёрша. И ленивый взгляд обитателя эмпирей обратился на мою пенсионерскую фигуру. Я услыхала безразличное: «Пройдёмте…» – и двинулась по коридору за аристократично раскланивающимся со знакомыми Лейфером, председателем писательской организации (это он с неодобрением сообщил мне позже на моё беспардонное: «А вы кто?»)
     Пропустив меня в комнату и непринуждённо предложив стул – ну, точно, светский лев! – он умостился напротив и с молчаливым ожиданием воззрился на меня.          
     …Действительно, что мне тут могло понадобиться, в писательском углу? Чужие здесь не ходят! Но я закусила удила и уже с вызовом сообщила, что, вот, принесла стихи на конкурс «Омские мотивы».
     Лейфер вздохнул. Протёр очки. Спросил, откуда я вообще о конкурсе узнала (вид, что ли, у меня непоэтический?). А услыхав, что из газеты, уточнил, из какой именно? Так что я прямо за редактора испугалась: не допустил ли он публикацией объявления досадный промах? А то вон какие последствия – тётки неведомые повалили! Эдак все писать примутся!..
     Понятненько, думаю… А мой визави, между тем, собирается с духом сообщить – при этом стараясь не обидеть странную посетительницу, – что вышло какое-то недоразумение: «Хм… В газете… Вот как! Тогда либо информация неполна, либо Вы невнимательно читали…» На моё в меру ехидное: «Писатели – это члены Союза писателей?» – ответил коротко и корректно: «Именно».
     Сиротливый лист с «Песней» белел на столе, в принципе не интересуя моего собеседника. А я, понимая, что события развиваются по сценарию, предсказанному моим скептически настроенным мужем, вдруг успокоилась и ядовито осведомилась: «Что, даже не посмотрите? А вдруг я гений? Потом себе не простите, что проглядели!» «Ну отчего же не посмотреть?» – говорит попавший в переделку председатель и нервно отходит к окну, даже не сделав попытки прикоснуться к будто зачумлённому тексту (в стёклах своих очков он, по-моему, скоро дырку протрёт).
     А тут ещё в комнату вваливается какой-то тип и, быстро «врубившись» в ситуацию, радостно подключается к, видимо, народной писательской забаве «Раздави лоха». Он-то и произносит спасительное для Лейфера: «Можно?» –  и берёт-таки в руки злополучную бумаженцию…
     Между тем, Александр Эрахмиэлович делает последнюю попытку отвязаться: «Вы сказали, что это песня? Тогда Вам надо не сюда, а в Союз композиторов. Они, может быть, напишут музыку…» Но я не даю ему никаких шансов, нет, я просто-таки добиваю его окончательно сообщением, что музыку я тоже уже сочинила. Сама.
     На лице страдальца явственно читается классическое: «Наша Дунька ещё и композитор!» И он сдаётся, изнемогши. Ну, что тут поделаешь? Бывают такие провально невезучие дни!..
     Пока тип (оказавшийся, между прочим, тоже корифеем, писателем Сафроновым) читает мои стихи с глумливым выражением лица, мы с Лейфером молчим. Диспозиция и так ясна. Мне делается грустно и стыдно своей наивности, но я решаюсь испить эту чашу до дна.
     Мой нечаянный рецензент, всё ещё веселясь, а потому не вникая в текст, задаёт мне несколько забавных вопросов – по поводу ударения в слове «обетованный» («Вот так? На а?» Как будто это из размера не следует хотя бы!), по поводу порядка слов в предложении («Это ничего, это так задумано? По тексту: Не спеши себя мне, Омск, называть? Вот смотрите: себя – мне – Омск – называть?» И несказанно удивляется, когда я  спрашиваю в ответ: «А что, у  п и с а т е л е й  уже инверсия не котируется?»)
     Но постепенно он перестаёт ёрничать, и я вижу, что он, действительно, читает. И лицо у него становится человеческое. Грустное и понимающее лицо. И он смотрит на меня иначе, и я вижу, что ему неловко за себя. Он говорит мне много добрых и лестных слов…
     …На которые вдруг реагирует сам Александр Эрахмиэлович…
     … Который возвращается из добровольной ссылки у окна и тоже читает, наконец, моё творение…
     …За которое я, между прочим, получила специальный приз жюри. Как не профессиональный, но –  поэт.


Хотите почитать? Вот: http://www.stihi.ru/2012/02/02/2522
_______________________________

На фото наша, омская, Любочка: http://kukina-kat.livejournal.com/210341.html