Я, алча тени твоих ресниц, сжимал проржавевший фонарь в испачканных керосином ладонях,
А небо пируэтно споткнувшись сползало ниц, разъехалось подстаканниками в отсыревших постельным бельем вагонах.
И незамедлительно вбежал котроллер с чавкающим пустотой инструментом,
А я, укрывшись газетой, прятал в груди как вор все, что можно доверить лишь психиатрам и постаментам.
Я ехал и фиалки моих петлиц окрасились алым кичливо и по-пижонски фартово,
А запонки, приобретенные за границей, стекли как изнасилованное канифолью олово.
Затем были луга и вокруг поскрипывал лес, и мы отмеряли шаги покуда хватало сил
И я думал – хорошо наверное, что Дантес уже не Дантес, да и я не тот, которого он убил.
И я, алча тени твоих ресниц, равнодушно стоял, прикрыв лицо пистолетом,
А он все медлил, и снежная бледность лиц удивительно шла к рейтузам и эполетам.
А потом мы вместе купались в реке, пугали бобров рассказами о русалках,
Следили за эстетикой дыма, куря гашиш в гамаке и думали - он о своем ,а я о тени твоих ресниц и неуютности катафалков.