38 ПО ЦЕЛЬСИЮ
Неужели
я больше не слышу музыку тысячи лиц?
Неужели
холодный ворон бросил ветвь и сложил крыло?
От бетоновых рощ до зелёных озёрных границ
стало как-то вдруг душно, однако до рвоты смешно.
Это было как фобия: человек одинок и лифт, –
и душа выворачивается рёбрами наперёд.
За окном темнота душит раздробленный вид
на охуительной рыбины вырезанный живот.
Можно только гадать, что за взятку готовит жизнь.
Может все потроха, может кости, а может хвост
с гекатомбами шлюх, что текут от подолов навзрыд,
с ароматом бензиновых в клумбах распластанных роз.
Неужели – жара?
Август месяц, но ночь не спасёт
от железных мышей, сырным пластиком смазанных крыс,
что на утро опять прогрызут голубой горизонт,
поцарапанный стол, под окном развалившийся тис.
Задыхаясь в пыли от жары, духоты – хорошо –
на нейлоновых нитях повисла в пространстве рука.
За окном и внутри две звезды упадут на плечо;
одна точно с небес, а другая – по потным щекам.
Засыпая впотьмах, в чёрно-белой двуглавой стране
слышен больше чем писк… Вентиляторов ровный стук.
Через воздух, где эхо в густоте, темноте, и только во сне
можно слышать предмета полушёпот и полузвук.