Мой товарищ задумчив
И хмуро насуплены брови.
На вопрос мой ответил,
Что все хорошо со здоровьем.
Снова сон мне приснился
Прошедшею ночью,
И на сон не похож он,
Все словно бы было воочию.
Будто в выстрелах, дыме
Стою я в проломе редута,
И тяжелый палаш ощущаю
В руке, почему-то.
На мне грязный мундир,
Ну, из тех, что встречаешь в музее,
А навстречу мне лезут
И тычут штыком ротозеи.
Тяжелеет эфес,
Но не дрогнет рука при ударе,
Они лезут, а я их рублю,
Словно в пьяном угаре,
И ни пуля, ни штык мне до сердца
Не могут добраться,
В том проломе стою,
И врагу все никак не прорваться.
Я хриплю и глаза мне
Багровой застит пеленою,
И не важно совсем,
Что же будет сегодня со мною,
Жаль, немеет рука,
Может скоро опустится плетью...
Вдруг внезапная мысль:
"Я живу в двадцать первом столетии!"
Промелькнула та мысль,
Да и прочь в тот же миг убежала,
И врагу вновь в лицо посылаю кровавое жало,
Вновь в проломе стою,
А он ломит стеною,
И мне снова неважно,
Что будет сегодня со мною.
На вопрос:"Ну, солдатом ты был,
Но, возможно, французским?"
Мне в глаза посмотрел, усмехнулся:
"В бою я ругался по русски.
Снился сон тот не раз,
Он никак не дает мне покоя,
Как ты думаешь,
Что это было такое?"