Пап, гляди – там, по-моему, бомж?
Сын указывал пальцем на деда.
И старик был, конечно, похож,
Но хотелось уйти от ответа.
Борода и затравленный взгляд,
Седина из-под грязной ушанки,
Шевеление губ: «свят-свят-свят»,
Ворох сумок – бутылки и банки.
И вальсировал плюшевый снег,
И хрустели под минусом лужи:
Мы спешили в домашний ковчег,
А дедок никому был не нужен.
Что сказать? И ребёнок был прав:
Не ошибся в аббревиатуре,
Но понятен ли статус без прав?
Объяснил я потом – без «де-юре».
А тогда – шелест мягких купюр,
И скупая слеза на морщинах,
Благодарно-печальный прищур,
И улыбка почти гражданина.
Мысли путались: «Всё, что могу…»
И скулила невинная совесть.
Не дай боже – ни нам, ни врагу,
Окаянную вшивую «почесть».