Бесплотный дух мой
в воображаемом ужасе стынет,
и это – единственная прохлада,
истаивающая в раскаленный песок,
а перед глазами – Пустыня
разлеглась километров этак на восемьсот;
и, не боясь порезаться
о лезвия горизонтов
со всех сторон угрожающе скалясь
и молча грозя
попробуй останови меня,
урезонь-ка,
мол, не перейти все пески,
а на скалах нельзя
определить направление к месту дождя
по вдохновению гелиографического телеграфа!
...Ты, наугад по страницам и рифмам бродя,
вдруг встрепенись от собственного демонического храпа
и оглянувшись увидишь:
безжалостно отдано все почти
но сокровище единственное в себе зарою -
любовь к единой-единственной бъется в моей груди
и за горами горит золотой зарею!
Через пустыню,
сгорая от жажды твоей,
пройду,
пыльность самума переживу, утыкаясь взглядом
в радуги полных и ясных последних бурь,
смежив глаза. А тепло твое дышит рядом:
дивное-диво, чудесное и растакое мое,
что ни отдать,
ни продать,
ни отнять невозможно -
жизнь ведь -
огромный и непостижимый объем -
где оценять его глупо и явно ложно
не потому, что мы греемы вместе одной луной
а облака кутают небо сплошным туманом:
в нем остальные – лишь тени между тобой и мной…
Мир - это мы,
сильные нежностью странной.
Полтава-Lehbab, 2012