Ты становишься зверем, не сидящем в клетке.
Мнёшь кожу и грудь, почти касаясь души.
Твои стоны слышны, а замечания едки,
И от мыслей твоих я прячусь в тиши.
В моих руках по листу, белых и чистых,
В твоих новые кисти - продолженье руки.
Пусть рождается стих, небольшой, и в искрах.
Ты меня не заденешь собою, больше, увы.
В моих руках пистолеты, черны и нечисты,
Бьют пулей на вылет, оставляя шрамы в груди,
Ты меня не заденешь,о, источник мой лести,
А стихи задевают, сколько пощады не жди.
Творил я душою, сбиваясь с поставленных ритмов,
Но от чистого сердца являл я стихи,
Льются дни частотой твоих биоритмов,
Терпит бумага страсти и страха штрихи.
Бил я словами на вылет, пачкал бумагу,
Ты же жил в мире, куда неведом мне путь,
Все мы раньше стремились к высшему благу,
Но позабыли в дороге мы истины суть.
Ты рисовал, и всё думал о чём-то далёком,
О чём-то, что неподвластно теплу и любви.
Не был ты рад моим заботами, упрёкам,
Лишь смеялся ты громко, что ж, и дальше язви.
Мы покинули тихие бухты нашей печали,
Теперь в океаны держим мы путь.
Встретимся ль снова? где-нибудь на одиноком причале?
Пусть уже не друзья, но меня не забудь.
Не забудутся наши прошедшие годы,
То как боролись, держа в бокалах вино.
То как бежали, провожали, встречали восходы,
И как надеялись, что в жизни нам с тобой повезло.
И вспомни о непрошанных мыслях, оставленных в прошлом,
В чёрных-пречёрных днях ночного Мадрида.
Ты испугался? Уличил себя в пошлом?
И не забыл о диких окнах Парижа.
Чтож не виню. Я тебя сейчас отпускаю.
Полетишь иль упадёшь, для тебя всё одно.
А я возвращаюсь в ту тёмную бухту печали,
И что там зверь ждёт, мне теперь всё-равно.
Дальше мне плыть одному.Чувства брошены оземь.
На север пойдёшь, а мне дорог мой юг.
Андалузия пахнет, играет, одетая в осень,
Буду её воспевать, позабыв о тебе мой друг.