Белеет снег, как парус одинокий.
Душа чернеет точно вражья рать.
Неопалимый свет московских окон,
чьей грязью можно солнце запятнать.
И следствие вести не без причины
пытаешься до утренней зари,
пока в Старбаксе варят мокачино;
и плачут, плачут, плачут фонари.
Ирландская волынка на Ходынке,
слепого снега поздний урожай,
постукивает сердце под сурдинку:
"пожалуйста", "прошу", "не уезжай".
И выглядишь бездомно и нелепо,
когда вокруг сгустилась темнота,
и в месяц губ тебя целует небо
с улыбкою чеширского кота.