Белая ночь, такая белая, как будто ангелы уплотнились вокруг моего грешного тела. А душа такая несмелая, всё жмется ко мне, ожидая мук... И чувства ее белее мела.
Она похожа на Луну, но я ее не кляну. Любить можно и грешное до безобразия - со мной случалась оказия: смог полюбить себя. Но совсем не любовью дня.
Моя милая горгулья (в прошлом - камень моего сердца) играла со своими крыльями. Да крыльями, не только ангелы ими тешатся. Но каменными больше тяготятся. С таких отщепенцев пыль тоже сдули, их душа тоже не мало хлестала, взмылено по камню своей души. И тут не смей ни разбиться в крошево, ни вешаться, хоть зубами уже все пороги обклацала...
А мир тем временем сладко спит...
В кровеносных клепсидрах таймер сбит...
Горгулья обертывается космическим обсидианом, мечется по воспоминаниям, как по странам, тешится языческим прелюбодеянием и плачется о еретическом вознесении на новый круг. В напластовании человеческих мук и обычных перепадов в разболтанности сердца из камня.
И ночь не уходит, мертвые цветы не вянут, руки не потрошат достоинства. Холодает вроде…но не разобрать спьяну…один этот удар в сердце стоил ста, и чернота Голгофы в коварстве давно минувшего дня, бесцветность креста, этого вывернутого наизнанку царства, распластанного пня четвертого измерения, как распятого на нем ЧелоВека от Бога. Ему удалось передать свою жертву без единого слога, а мы все жгутами то руки, то жилы, то шеи тянем…не цветя вянем.
Иудически распускался закат,
его аромат отказался вдыхать даже кат.
16-19 марта 2012