Побег

Игнатов Андрей
Я сбежал. Проснулся в пятницу рано утром и сбежал. Совсем. Зашёл в банк и снял все наличные со счёта, затем вернулся домой, упаковал свой любимый чемодан, собрал «гаджеты» и поехал в аэропорт. Всю дорогу слушал по радио невнятные новости, а затем припарковался прямо у одного из входов в здание терминала, оставил ключи в замке зажигания и поднялся на второй этаж, где располагались билетные кассы большинства авиакомпаний.

В сущности, я оставил не так уж и много – кроме машины была ещё мебель в съёмной квартире, кое-какие вещи, несколько полок книг. Всё это не представляло большой коммерческой ценности.

Я взял билет на первый попавшийся рейс в Европу. Прошёл контроль безопасности,  зарегистрировался и сдал багаж. Всё. Теперь точно – всё. Сидя в алюминиевом кресле в зале ожидания, я смотрел по сторонам и пытался осмыслить свои ощущения. Свобода? Нет. Облегчение? Возможно, в некоторой степени. Опустошённость? Да нет, вряд ли.

Аэропорты. Огромные стеклянные стены и потолки. Кругом свет, всюду люди и звуки. Я не знаю другого места, где можно было бы в такой степени почувствовать одиночество. Так оно и есть – одиночество ближе всего подступает среди людей. Каждый человек со своим багажом, своей книгой, своим ноутбуком, бутербродом и, даже, спутником в аэропорту выглядит исключительно одиноко. Здесь нет никакого времени – одно лишь пространство. И одиночество здесь не моё личное. Оно всеобщее. Оно пронизывает этот деловой, высокоорганизованный, плотно населённый мир. Стены, кресла, мониторы, магазины, киоски с едой не несут на себе ни малейшего отпечатка всех тех десятков тысяч людей ежедневно и ежечасно проходящих мимо, спешащих или скучающих. Удивительное место. Самое обезличивающее место на Земле. Отстоял очередь, подошёл к стойке, выслушал ответ, и нет меня. Вместо меня уже возник кто-то другой, а я получил свою передышку. Я выпал из жизни и на пару часов оказался предоставленным самому себе. Впервые до такой степени. Привычка брала своё, и я непрерывно напоминал себе – меня никто не ждёт, я никому ничего не обещал, никто даже не знает, что я здесь (кроме работников безопасности, паспортной службы, девушек на регистрации и в справочной, но все они не имеют к моей жизни никакого отношения).

К моей жизни. Вот в этом-то вся и загвоздка. Как в старом анекдоте: разве это жизнь?! Впрочем, как у всех. И это нисколько не страшно, и не грустно, и не противно. От чего же я сбежал? Наверное, от ощущения полной безнадёги. Я перестал понимать, зачем я ежедневно делаю то, что я делаю. Или мне перестало казаться, что я понимаю. По меньшей мере, это не оригинально. Как и всё остальное. Всё это когда-то уже было, как безвкусная жвачка популярной литературы – прочитал и не помнишь не только, о чём книга, но и была ли она вообще. Шаришь где-то внутри себя, в поисках тайного смысла; потом – в поисках оправдания своему неоригинальному существованию; потом уже просто в поисках стремлений или желаний вообще. Ищешь, а там темно и пусто, как в пещере. «Экзистенциальная фрустрация» - о, какие слова знаю. Сказал и, вроде бы, полегчало. По крайней мере, лаконично описал собственное состояние – ни убавить, ни прибавить.

Я закрыл глаза и попытался представить себе, чего же я на самом деле хочу. Сквозь серый безнадёжный туман, из глубины пещеры пробивалось, ещё не осознанное, ещё не сформулированное, но уже определённо предчувствие желания. Я зацепился за этот слабый сигнал, открыл глаза и пошёл к рукаву. По Ауробиндо, я шёл теперь, не теряя контакта, выделив для этого часть своего центрального процессора. Сигнал, пробивающийся из мрака подсознания, был слабым, но стабильным. Самолёт был полупустым, а полёт обещал быть недолгим.


Как же я мог забыть! Только теперь, когда воздушный лайнер уже оторвался от полосы и продолжал набирать высоту, оставляя под собой белую нитку прибоя, я окончательно вспомнил. Неясное чувство оформилось, наконец, и предстало у меня в голове в виде картинки. Городской пейзаж, вид из распахнутого окна на черепичные крыши, серые от утреннего тумана, и шпили. И тишина. Я так чётко представил себе, как я стою в комнате у окна, что мурашки побежали по спине. Я зажмурился и вдохнул глубоко, но осторожно, чтобы не спугнуть. Я видел раньше, я был раньше в этой комнате! Это было очень давно. Я стоял у окна, глядел на крыши, а вокруг везде было разлито ощущение полного настоящего счастья. Такого, каким оно должно быть – спокойным и уверенным. Откуда оно взялось? Словно мою жизнь внезапно вынесло в другое пространство или время, в другую реальность, в которой я продолжал оставаться самим собой. Что-то перепуталось, настройки сбились и волшебным образом пришли в надлежащее положение. Моя другая жизнь на короткое мгновение нахлынула на меня, и я стоял, счастливый, и не знал, что сейчас это кончится. Кончится навсегда. Я проснулся тогда и некоторое время пребывал ещё в странной уверенности, что я, наконец, нашёл смысл жизни. Я метался по квартире, пытаясь сосредоточиться и поймать постепенно ускользающую химеру, призрак, названия которому я не знал, от которого остался только этот вид из окна и ощущение потерянного, но такого настоящего счастья. Метался, пока не осознал, что этот единственный миг уходит, и вернуть его, зафиксировать я не в состоянии. Миг, который я почти позабыл, но вот вспомнил сейчас, через миллион лет.

Двигатели мерно гудели. Стюардессы ходили по проходам. Табличка «пристегните ремни» погасла, и в салоне царило после-взлётное оживление. Я вытащил из кармана свой Pocket Book, включил и принялся рыться в дебрях каталога. Настроение стало замечательным. Часть проблемы я только что решил - постановка задачи, считай, половина дела. Надо искать то место, тот город с черепичными крышами. Если как следует сосредоточиться, наверняка в памяти возникнут и другие подробности того замечательного сна. Вот и ещё одна деталь, которая может помочь мне в поисках: из памяти выплыл силуэт  - кто-то ещё был в моём сне. С кем-то я говорил, смеялся, кто-то стоял за моей спиной там, у раскрытого окна за секунду до пробуждения.