Все мои изношенные вещи
Где-то греют стены дома дачи
Вместо кирпичом замёрзшей печи
И по мне тоскуют, не иначе.
В клетку, продырявленные тапки
В пыльном залпе от стареющей природы
Веселят лишь ласточек чердачных
В долгозвучии их мартовской свободы.
Горло свитера теперь - обитель моли,
И обкусано лишь ею вездесущей.
Моль по нитке празднует застолье,
И беднеет тело отдающий.
С кем общается теперь носок дырявый?
В чьё он смотрит запотелое окно?
Или умер? Под землёй ему шершаво.
Мне должно быть это всё равно.
Мне должно быть в этом новом марте
Посмотреть сквозь жёлтые очки.
В этом новом затуманенном азарте
Прежние зрачки.
Под пространством между льдом и лужей,
Как и прежде, рыбы поплывут.
И в испачканном снегу мне глаз жемчужин
Подмигнёт под бликом :"Счастье тут".
Сколько б не отмерили минуты,
Тапки живы, как весенний снег.
Даже если время тает будто,
Память - врач калек.