Закрытое пространство твоих глаз.
Сквозь долгий цитрус разойтись в потоке.
Смотрю в тебя... Ты думаешь сейчас,
Что всё пройдёт… что все мы одиноки?
И утро марта трезво холодит.
Томятся губы в поисках кислинки,
Чтоб всю принять. Оттуда, где болит,
Я бережно мету твои соринки.
Чем старше мы, тем больше горячи.
Неистовей и нескромней желанья.
Прошу твоей обветренной руки
На сохраненье грёз и пониманье.
Вести по льду – опасен каждый шаг! –
Настойчиво серьёзным: ты мне веришь?
И если что-то вдруг пойдёт не так –
А так случается, и это не изменишь, -
Вести туда, где обречённых нет.
Ты не сбежишь? Оно так сильно бьётся.
Прижму тебя цветеньем наших лет,
Согрею робким восходящим солнцем.
Так хрупко всё – к чему ни прикоснись.
Так уязвимо всё, чего ни бойся.
Но каждым вдохом продолжая жизнь,
Мне верится, что небо не смеётся.
Твоя дождливость, влажность, непокой…
И неуверенность, и жадность на мгновенья…
И губы прикрываешь как рукой,
И как смущаешься от приступа волненья…
Плывущий сон сминает вязко даль.
Всё зыбко, долго, жаждуще телесно.
Беру твою горчащую печаль,
Чтобы раскрасить цветом, чтобы место
Освободить в тебе и разнести
Мелодией и смехом откровенным
Эскизно зрячие, нежнейшие мазки…
Без громких слов и прочих сожалений.