Озабоченный гарем или восточная сказка

Евгений Дятченко
(Юмористически-эротическая поэма для взрослых)


   Жил падишах, глава страны и господин гарема,
Ну а когда кремень от старости сожжен.
То трудно удержать любовь гарема
Особенно, имея в нем сто жен.
Однажды собрался гарем чуть слышно в темной зале,
На женской половине шахского дворца.
И тихо предался печали,
Лишь по подушкам задницей шурша.
«Когда-же кончиться все это невезение.
(Не выдержала младшая жена)
Мне хочется нормального сношения,
С которого в отрыв уйдет душа.
Мне надоело быть пассивной половиной,
Устала я от розовой любви.
И хочется побыть с мужчиной,
Я пропускаю свою очередь, прости.
Но у меня с такого плагиата,
Болят промежности и боле ничего.
Поймите, мне себя увидеть надо,
В постели у мужчины моего.»
Одна из шахских жён заворковала:
«Ну а моя, укрытая парчой,
Чем хуже? Ты давно там не бывала.»
«Да отцепись, воняет там мочой.»
«Не смей рубить мне потаскуха.»
«Вот потаскаться, но где?
Мы не в Европе дорогая,
Где ждут любовники везде.
Там короли друг, друга, душат, режут,
Им некогда любить, все заняты войной.
Но если не они тебя утешат,
Всегда любовников найдется целый рой
Там вечерами бал, приемы в шумном зале,
Все кружиться устав от крови и хандры.
Лишь стихнет он, уж ту не до печали,
Для этого там все достаточно мудры.
И по чужим постелям ринется хмельное братство,
Тут обязательно в окно любовник шмыг.
И до утра идет такое ****ство,
Конечно, если выдержит мужик.»
Волнуется гарем себя лаская:
«Тебя послушать, лучше умереть,
Откуда информация такая?»
«Ну все, довольно, хватит вам  ****еть.»
С подушек старшая из жен приподнялася.
«Давно уже промокли все.
Что с вами делать, никакой культуры,
Все счастье ищете в  ****е.
Ну стар стал падишах, иссяк его источник,
И не войдет уже кремень меж ваших губ.
Закрылся семени проточник
И оттого он стал несносно груб. 
А мне наверно нужно было быть немного круче
И запретить меж вами ласки и любовь.
Уж верно вы не поднимали б бучи,
Сами собой занявшись вновь.
Хотя согласна, будет вам любовник.»
Притих гарем: «А где она возьмет?
Быть может это евнух, твой поклонник.»
«Где я возьму, вас это не  ***т.»

                ГЛАВА 2

   Есть в каждой вере праздник омовения,
В исламе это, кажется четверг.
Когда от сладостного в воду погружения,
К молитве подготовлен человек.
Вот в этот день гарем поплелся в баню,
Что находилося в саду, близь городской тюрмы.
Там евнуху устроил испытание,
Занявшись играми, по сладостней хурмы.
Напрасно бедный евнух надрываясь
Бледнел, краснел, орал: «Все падишаху расскажу.»
«Да все мы на него давно наклали,
Ну повернись же ты я, что-то покажу.»
И был беспечный день веселием наполнен
Но, к сожаленью есть всему конец.
И к вечеру истомой переполнен,
Едва живой гарем поплелся во дворец.
В дороге вяло от усталости болтая,
Услышал брань к которой уж привык.
На них бежал пути не разбирая,
Огромный, разлохмаченный мужик.
Он видимо давно не мылся,
Должно другим был, чем-то загружен.
С разбега в евнуха врубился
И вместе с ним влетел в объятья шахских жён.
Начальник стражи, что за ним бежала
Сразу понял, о чьем гареме речь идет.
Растерянно остановился, знак подал,
Сделал шаг вперед.
Речь начал: «Жены нашего владыки,
Да ниспошли ему Аллах ещё хоть пару дней.
Я вам скажу, вы только не пугайтесь,
От нас сбежал отчаянный злодей.
Он честным женам не давал прохода,
Он каждой бабе лез под паранджу.
Вы расступитесь, нам его отдайте,
Уж я его примерно накажу.
Уж я его к Аллаху вмиг отправлю,
Чтоб не повадно многим было наперед.
Я кол ему хороший в жопу вставлю
И пусть торчит на нем у городских ворот.»
Гарем послушно расступился ,
Не видя для упрямства здесь причин.
И пред глазами изумленной стражи
Открылся вид, из двух растерянных мужчин.
«Так кто-же евнух не пойму я, что-то.
(Начальник стражи начал свирепеть)
Меня в тюрьме большая ждет работа,
Я долго буду с вами тут ****еть.
Уже подходит час молитвы
Мне, что, торчать тут до скончанья дней?
Снимай штаны, показывай мне яйца,
Я сам решу, кто евнух, кто злодей.
Решу и буду делать так...»
Тут старшая из жён навстречу вышла.
«Попридержи-ка свой язык мудак.
«Как мог ты на мужской стриптиз решится,
Ты опиумом видно нагружен.
Тебе бы самому их не лишится,
Перед тобой гарем из шахских жён.»
(Начальник стражи стал немного бледен)
«Слуга покорный буду ваш.
Вас умоляю, не стучите,
Взял падишах меня уже на карандаш.
Вы евнуха мне сами покажите,
Злодею же я голову снесу.
И вы домой тихонечко идите,
А я её к воротам понесу.
Договорились, чудненько, так кто-же?»
«Вот евнух наш» В злодея ткнула старшая жена.
Но евнух вмиг в истерике забился.
«Ты, что, с ума сошла коза?»
«Все, надоело, хватит тут дискуссий,
Да будь она хоть трижды не права.
(Свист ятагана, крик, рывок конвульсий)
А мне нужна всего лишь голова.»
Начальник стражи встречу подытожил,
Решилось дело наконец.
Он голову к себе в мешок положил.
А наш гарем, повел злодея во дворец.

         
                ГЛАВА 3


    Ух, что там было, поза лотос,
Минет и лейк, ну все не перечесть.
Пять дней усилено стараясь,
Роняли жены падишаха свою честь.
Но как уже сказал я выше,
Что у всего есть свой конец.
Наполнив все свои сосуды,
Уснули дамы наконец.
Лишь старшая из жён слегка дремала,
Накрывшись паранджою у двери.
Она покой гарема охраняла
Да, чтоб любовника куда не увели.
Злодей с трудом поднявшись на колени,
Пополз к двери стараясь не шуметь.
Все чувства тихим матом выражая,
Скрипел зубами, чтоб от боли не реветь.
Вмиг старшая из жён глаза открыла.
«Куда нас покидает господин?»
«Уйди с дороги старая калоша,
Сегодня я хочу побыть один.
Мне надоели эти ****и,
Я не на шутку занемог.
И чувствую себя так, словно поленом,
С размаха мне заехали меж ног.»
«Но господин нельзя за эти стены,
Доносчики, позор, молва.
И палачи работают в три смены,
Твоя там пострадает голова.»
«Уйди, не выдержу я боле,
Когда один конец, на сто колец.
Уж лучше умереть на воле,
Пусти же стерва наконец.»
«Ну, что-ж меняет это дело,
«Коль ты нас покидаешь насовсем.»
Сказала, развела ладони,
От резкого хлопка проснулся весь гарем.
Он ворковал и суетился,
Стараясь всем злодею угодить.
«Наш друг, мы так тобой гордимся,
Напрасно ты собрался уходить.
Пожалуйста, останься с нами,
Так хочется тебя любить.
Жизнь без тебя, без берега цунами,
Кого мы в чувствах сможем утопить.»
И увещал гарем злодея больше часа,
Пока не надоело наконец.
Тогда решив, что все слова напрасны
И, что злодею все равно конец.
Гарем так круто занялся любовью,
Как будто делал все в последний раз.
Залив весь пол в том зале, вульвой, болью, кровью,
Злодей скончался не смыкая глаз.
   
                ГЛАВА 4
          
     Вновь собрался гарем все в той-же темной зале.
На женской половине шахского дворца.
И тихо предался печали,
Лишь по подушкам задницей шурша.               
«А хорошо бы соблазнить вез'иря.»
(Не выдержала младшая жена)
Он странен, мил, такой разиня,
А как его улыбка хороша.»
«Да, что нашла ты в этаком уроде?
Отвисла челюсть, руки до колен.
Весь волосат, большого роста
И волосатый у него должно быть член.»
«Все это так, да все непросто,
Поскольку знаю я его секрет.
А, что касается большого роста,
То до него мне дела нет.
Однажды вечером когда вокруг утихло,
Пошла я в сад, играть с собой.
Сижу в кустах себя ласкаю,
Вдруг, жены ве'зиря пришли в него гурьбой.
Меня от вида их мутило и тошнило,
Отвислый зад у всех, уродливая грудь.
Но знаете о чем они болтали,
Он с ними спит, причем не как нибудь.
Пять раз он за ночь каждую ласкает,
Язык при этом применяет.
Рукам находит дело, хвалят член.
Вот нам бы к ве'зирю пробиться
И наплевать, что руки до колен.»
Гарем гудел как улей после тряски,
Хотят все ве'зиря любить.
Но где найти его и как к нему пробиться,
Где..?  В мыльне, тут не надо далеко ходить.


Однажды ве'зирь мылся в мыльне,
Взирая сквозь окно на свой фонтан.
В нем пятьдесят струй радугой играло
И каждая из струй обозначала,
Жемчужину его гарема.
А каждая жемчужина поэма...
Так мылся ве'зирь жён припоминая,
Которых нежно холил и любил.
В душе их мыслями лаская
Свой член, в эрекцию вводил.
Вдруг, вздрогнул ве'зирь волосатым телом
В кустах приметив паранджу.
Да то моя жена, узнал её, плутовка,
Идет ко мне, вот я ей засажу.
Нет не ко мне, идет к фонтану,
Плутовка любит подогретый плов.
Схожу за ней и ждать не стану,
Поскольку я уже готов.
Смыл с тела пену ве'зирь, оглянулся,
Тихонько двери отворил.
Спикировал как коршун на цыпленка
И мигом в мыльню бабу утащил.
Вокруг фонтана все кусты качались,
То ожидая свой черед.
Гарем над падишахом потешался,
Как ве'зирь младшую жену его ***т.
Что было в мыльне, упускаю,
поскольку мой довольно скромен нрав.
Чего не скажешь о гареме,
Им полчаса на расслабленье дав.
Гарем заскребся в двери мяльни.
«Довольно, истомились все,
Открой нам дверь, уймись родная,
Ну дай покой своей ****е.»
И только двери мыльни распахнулись,
Тотчас гарем издал победный крик.
Недаром жены ве'зиря хвалили
Действительно, он классный был мужик.

                ГЛАВА 5

   В бескрайних далях зодиака,
Как только тень египетских гробниц.
Накрыла звезды падишаха,
Пред ним советник тотчас рухнул ниц.
«О падишах, дитя Аллаха,
Беда случилась, что не можно молвить вслух.»
«Ну хорошо, ползи поближе обезьяна,
Шепчи на ухо все лопух.»
И только начал весть советник,
Едва промолвив; «евнух, член.»
Вмиг падишах переменился,
Мгновенно он вскочил с колен.
Мычал обиженным теленком:
«Как евнух с членом, почему?»
«Мой падишах, владыка мира,
Того и сам я не пойму.
Был удивлен и я не меньше
Когда услышал эту весть.
Не мог он вырасти скотина,
Должно быть тут загадка есть.»
«Вот я загадку вам устрою,
Чтоб их поменьше было тут.
Я тайну палачу открою
Где ныне евнухов берут.
Пошли, показывай то место,
Что мне наставило рога.»
«Мой падишах, оно в гареме
И мне никак нельзя туда.»
«Зато на плаху будет можно,
Там скоро ты найдешь покой.
Кому сказал, встать образина
И быстро следовать за мной.»

В гаремной тихой спальной зале
Двое растерянных людей.
Стояли с ужасом взирая
На ложе, где лежал злодей.
«Собрать совет, найти вез'иря
Ну, что стоишь как баобаб.
Вы мне ответите уроды,
Кто это трахал моих баб.
А если через четверть часа
От вас ответа не приму...»
«Постой, не горячись владыка,
Тебя я, что-то не пойму.
«Твой сад, гарем, тюрьма и стража,
Вез'ирь за это отвечал.
Вот с ним бы ты и разбирался,
А нас то ты за, что стращал.
Совет, налогами был занят,
Купцов изрядно потрясли.
И результаты этих сборов,
Успех немалый принесли.»
«Вот ты и двинулся с усердья,
Иначе тут бы не торчал.
Нашел же время для отчета.
(Как тигр падишах рычал)
И не испытывай терпенье,
Поскольку есть ему конец.
Кому сказал, найди вез'иря,
Тащи собаку во дворец.»

Легко сказать найди вез'иря,
Которого нигде в помине нет.
Ему не до печалей падишаха,
Он в мыльне свой творит сюжет.
Полдня охранники и слуги
Не зная ровно ничего.
Искали, Собирали слухи,
Куда он делся, отчего,
Так злобой падишах пылает
И видеть ве'зиря желает.
Когда отчаялись совсем,
За розыски взялся его гарем.
В покоях дружно поискали,
Не провалился же он в ад.
И евнуха с собою кликнув,
Гурьбой направилися в сад.
Решив, что если в этот вечер,
Он с них не требует утех.
То важные дела решает,
В тени дубов, вдали от всех.
Искали долго, притомились,
Осматривая каждый куст.
Вдруг на беду одна из женщин,
Из мыльни уловила хруст.
Подпрыгнула игривой ланью
Крича, что ве'зиря нашла.
Метнулась как орда за данью,
Дверь распахнула и вошла...
В растерянный, короткий ступор.
Стряхнула наземь паранджу,
Замяла грудь, вдохнула воздух,
Завыла: «Я вам покажу»
К фонтану пятясь, оступилась,
Упала задом в водоем.
Вскочила глазками сверкая
И...  львицей ринулась в проем.

В тот час когда советник с падишахом
В сад, наконец-то стражу привели.
Бой двух гаремов был во всем разгаре,
Безумный вид они нашли.
Вокруг фонтана, в дикой драке,
Подняв неистовый галдеж.
Друг, другу, в волосы вцепившись,
(Ну бабы, что-же с них возьмешь.)
Пинали, падали, кусались,
Забыв про этикет и стыд.
Сверкая голыми телами,
Взаимно матом посылали.
Ну в общем, был ужасный вид.
Хотя ужасный, это мягко
А, чтоб представить и понять.
Вокруг фонтана насмерть грызлись,
Две своры сук, не дать ни взять.
«Разнять! (Выл падишах истошно)
 Тащить в гарем и там связать.»
«Разнять? Но это невозможно.»
Начальник стражи отвечал.
И  видно с перевозбужденья,
Как лист осиновый дрожал.
«Владыка наш, ты сам ведь знаешь,
Закон суров, Коран же строг.
Не видеть лиц под их вуалью,
Аллаху дали мы зарок.
А тут; (мне стража доложила)
Скажу я просто, от души.
Что ваши жены... как бы мягче...
Ну в общем... все без паранджи.
И я, скорей пойду на плаху,
Чем из за них отправлюсь в ад.
От лишнего пинка спасая,
Чей-то вонючий потный зад.
Короче, стражники бунтуют
И не хотят их разнимать.»
«Вот суки, душу все спасают,
А на мою им наплевать.»
Наш падишах заматерился
Советника за ворот взяв.
«Ты, что стоишь, не подавился?»
«Как, что, глаза все завязать.»
Нашел советник выход сразу,
Почуяв, что пришла гроза.
«Пускай на ощупь их растащат,
Поскольку руки, не глаза.
Конечно, лицезреть воотчу,
Беда какой не видел свет.
Но, что касается Корана,
То трогать, в нем запрета нет.»
«Хоть раз пошевелил мозгами,
Давай, завязывай барсук.
Куда уставился скотина?
В гарем, тащите этих сук.
А, чтоб не упустить вез'иря,
Коль твой Коран не так уж строг.
Особенно не увлекаясь,
У всех, пощупать между ног.
Сегодня этому верзиле
Я сам, что нужно отхвачу.
Пусть принесут скорее бритву
И, выходной дать палачу.
Мне полоснуть внизу не сложно
И вот на это все, смотреть вам будет можно.»
Хотя напрасно суетился,
Огнем пылая падишах.
 Давно в той драке оторвали
У ве'зиря, могучий пах.
Пока повязки поправляя,
В гарем перетаскали баб.
Глаза его остекленели
И труп остыл от всех забав.

Мораль истории я думаю ясна,
Не лезь к чужому словно хищный спрут.
А то вот так вот сгоряча,
Чего нибудь да оторвут.
Но впрочем, это было отступление,
Не лучше ли вернуться нам в гарем.
И я меж тем поэму продолжая
Прочту ещё, авось не надоем.

                ГЛАВА 6

   Сидит гарем все в той же темной зале,
На женской половине шахского дворца.
Побитый, потный, утомленный
И от испуга чуть дыша.
«Ну все, мы кажется пропали.
(Не выдержала младшая жена.)
А как коварно шляхи те напали,
Я этим так поражена.
Теперь придумают такое наказание,
Что пропадем все не за грош.
И стоило за этим торопиться
Хотя, кобель конечно был хорош.»
Дверь спальни резко распахнулась,
Неловкий, словно бегемот.               
С трудом через порог ступая,
Внес евнух, жирный свой живот.
Повел глазами, рявкнул:
«Тихо дуры.»
А за его бесформенной спиной,
Маячили две серые фигуры.
«Ну, что, почистили распутное богатство?
Вот приговор: За ваше ****ство,
За то, что не послушны вы Аллаху.
За то, что вы такие как вы есть.
За эту вашу, бешеную драку.
За то, что уронили свою честь.
Вас падишах решил не подвергать насилию,
А наложил всем эпитимию.
Чтоб вы узнали, что на свете есть,
Аллах, Коран, душа и честь.
Вот сей мулла, с помощником монахом,
Без перерыва, десять дней подряд.
Прочтут Коран дарованный Аллахом
И этим душу в тело возвратят.»
Сказав; лениво повернулся,
Ушел, прикрыв плотнее дверь.
Мулла присел, в Коран уткнулся,
Забормотал про долг и честь.
Он делал все настолько ловко,
Лишь успевал страницы перелистывать монах.
Сказалась видно тренировка,
А может быть невольный страх
Перед владыкой и расплатой.
Ну может быть ещё зарплатой,
Любил не очень рисковать.
А в общем, ловко и умело,
Как много лет уже подряд.
На совесть делал свое дело,
Взяв к исполнению подряд.
Монах немного притомился,
Откинул серый капюшон.
По тихой темной спальной зале,
Истомный прокатился стон.
Сидел на коврике пред ними,
Да где уж душу тут спасти.
Всех наглым взором раздевая,
Детина, лет так двадцати.
Вновь старшая из жён на младшую взглянула,
Дрожа всем телом словно лист.
«Ты, что сидишь, опять уснула,
Я чую это нигилист.
Пойди спроси, давно ли они вместе,
Где он живет, что ест, что пьет.
И, что вообще он думает о сексе,
Пока мулла мозги Кораном нам скребет.»
Да было б сказано и вот,
К монаху женщина на корточках ползет.
Кокетливо ресницами поводит,
Вальяжно тянет за рукав,
Игриво разговор заводит.
Воркуя: «Слушай милый,
Так молод а уже монах.
Ты, что, не обладаешь силой,
Напрасно носишь член в штанах.
Или боишься тебя женщина обидит,
Под рясой свой скрываешь страх.
Пойдем со мной пока мулла не видит,
Я покажу тебе поболе чем Аллах.»
Монах немного растерялся,
Промолвил ей: «Постой, постой.
(Взглянул, лукаво улыбнулся.)
Мулла увидит? Он слепой.
Давно уже Коран по памяти читает,
А для него, я просто проводник.
Но чем меня немало удивляет,
Ни разу не сказал об этом напрямик.»
Тут женщина немного испугалась.
«Прошу тебя, потише говори,
Смотри мулла как нервно дышит.»
«Не бойся, он почти не слышит,
Ты лучше то, что обещала сотвори.»
Как в бурном реве водопада
Услышать комариный писк.
Так слышен был мулла, знаток Корана,
Когда по залу резанул восторга дружный визг.
Вскочив с подушек и танцуя,
Срывая лишнее с себя.
Монаха кто куда целуя
И наказание хваля.
Гарем на славу веселился,
Забаву вновь себе найдя.
Ну а мулла так и не сбился,
Про долг и верность им бубня.
Все десять дней как миг проходят,
Душа опять у всех болит.
Вот над гаремом солнце всходит,
Им расставание грозит.
Вновь старшая из жён с подушек привстает,
К монаху лик свой обращая.
«У падишаха, раз в году встает,
Всех этим очень огорчая. 
Тебя же наш гарем иметь безумно рад.
Совсем неплохо, там нашеркал,
Твой очень ловкий аппарат.
Мы просим, брось бродить монахом
И прекрати наш сексуальный крах.
Я обещаю, будешь нашим падишахом
А там, пускай рассудит нас Аллах.»
Притих гарем с такого заявления.
«Вы слышали; она наверно врет,
Как, сделаешь его ты нашим падишахом?»
«Как сделаю? Вас это не  ***т.»

                ГЛАВА 7

   С рассветом двери отворились,
Живот и евнуха впустя.
Монах с муллою удалились,
С собой забаву унося.
А вечером случилось чудо,
Всю в ту-же дверь на радость всем.
На лестнице неловко оступившись,
Ввалился падишах в гарем.
Бока от боли потирая и матом евнуха кляня.
Приходом жён своих прощая,
Подарки новые даря.
Сказал: «Теперь приступим к сексу.»
Достал свой член истертый в прах,
Хотел им видно потрудится.
Но тут ошибку сделал падишах,
Велел он евнуху немедля удалится.
Возможно, что во время этой церемонии
Сей пес, его совсем не возбуждал.
А может опасался он конфуза,
За честь свою перед двором дрожал.
Но так ли иначе, его он удалил,
Тем самым рок судьбы свершая.
И только евнух двери за собой закрыл,
Гарем вскочил свой сговор завершая.
Был на пол свален старый падишах,
Одежды сорваны, за дело.
Всей злости выпуская пар,
Принялся наш гарем умело.
Смеялся падишах, скулил и плакал,
Просил пощады и орал.
Гарем его же так оттрахал,
Что бедного разбил удар.
 Тяжелый, словно бомба с катапульта,
Скорей всего, удар инсульта.
Ужасен вид был у больного падишаха,
Лежал он скованный, немой.
Но старшая из жён не знала страха.
Поскольку, управлять не мог страной
Больной, разбитый падишах.
Решить задачу эту
Покуда не случился власти крах,
Велела шахскому совету.
А, чтобы план свой в дело привести
Тот, о котором ранее твердила.
Велела и его в совет нести,
Сама же рядом тихо семенила.
А на совете дружно ложе окружило,
Советников хитрющее сословье.
И первым актом все постановили,
Его жене, присесть у изголовья.
Поскольку, лишь она и разберет,
О чем там с ложа падишах вещает.
Ну а пока, советы не дает,
Закон она ничем не нарушает.
Принять склонились аргументы эти,
Ссылаяся на экстремальный случай.
И женщину оставить на совете,
Пускай сидит, хотя б на всякий случай.   
Откуда же мог знать продажный клан,
Что у плутовки есть коварный план.
Основанный на правильном расчете.
Поскольку, в этот самый миг,
Был предоставлен падишах её заботе,
Ну а совет растерянно поник.
(Все голову склонили как один)
По старому восточному обету,
На то, как умирает властелин,
Смотреть запрещено совету.
Уж эта интриганка верно знала,
Что тут она ничем не рисковала.
Сапог тихонько отводила
Промолвила: «Прости Аллах.»
С размаха между ног врубила
И... Вскрикнув умер падишах.
С любовью осмотрела сцену эту,
(Так смотрит путник на шатер в грозу)
Привстала, обратилася к совету,
На всякий случай припустив слезу.
До этих самых слез наверно было ей обидно,
Что вот такой актерский дар.
Под паранджой совсем не видно,
Как в таре упакованный товар.
Из речи её стало ясно,
Что перед тем как умереть.
Был падишах в уме, все понимал прекрасно
И даже смог ей прохрипеть.
Она все это точно услыхала,
Ошибок тут не может быть.
Судьба ему наследника не дала
И он решил на трон благословить.
Дабы не знать в стране химеры.
Того святого, что сумел с муллой вернуть,
Его любимых жён на лоно веры.
Сказала и закончила на этом
Но... Что-же тут случилася с советом.
Звенели всюду непристойные слова,
Их хор порой сливался в вой.
Про то; что падишах умом свихнулся.
(Да, что там, просто  ****улся.)
А вскоре, начался смертельный бой.
Права на трон, в совете каждый предъявлял,
Сраженье длилось до рассвета.   
Поскольку их никто не усмирял,
К утру, не стало и совета.

А старшая из жён тем временем в гареме,
Смеясь вела рассказ о том...
Я не решусь все передать в поэме,
Но смысл рассказа заключался в том,
Мол; на совете обсуждение идет,
Носы ломают дружно, скулы, рот.
Ослы к утру друг, друга, порешат
И тем свои дебаты завершат.
Гарем пол ночи забавлялся,
Терзая писаря творил указ.
А лишь над горизонтом луч поднялся,
Плутовка старая промолвила: «Сейчас.»
Вошла в совет, воскликнула: «Прекрасно,
Мне интуиция не врет.
Я чувствовала, что единогласно,
Мой протеже у вас пройдет.»
На площади, примерно через час,
Лишь лавка первая открылась.
Торжественно звучал указ,
А в том указе говорилось:
«Совет был яростен и слеп,
Убил злодейски падишаха.
Теперь в совете этом склеп.
Настигло наказание Аллаха
Негодных, мерзких, грязных слуг,
Убивших своего владыку.
Но падишах наш не был глуп.
(Как мог он показаться с виду)
Давно уж в тайне воспитал,
Страшась продажного совета.
Дал сан, образованье дал,
Держал подальше от навета.
Приемным сыном называл,
Монахом тот бродил по свету.
На трон его благословлял
Но это, не понравилось совету.
Поскольку, тот монах святой,
Они вольны, честны, отважны.
А на совете в клике той,
Все злы, лукавы и продажны.
Но падишах настойчив был.
(Ведь для народа же трудился)
За то, совет его убил
И сам за это поплатился.
А без совета никуда
И волей нового владыки.
В него вошли ученые мужи,
Из новой, неподкупной клики.
Представлен каждый к следущему месту...»
Ну и так далее, по тексту.

И вот, (ученые мужи)
Которые и в тайне не мечтали.
Шуты, пройдохи и плуты,
Что по утру советниками стали.
Все в пене из какой-то там дыры,
Достали бедного монаха.
Отмыли, поднесли дары
И усадили в ложе падишаха.

                ГЛАВА 8

   Пять лет в блистающей короне,
Страны делами загружен.
Сидит монах на падишахском троне
И ублажает своих жён.
Монаху свет уже не мил.
Он постоянно завершает,
Свой каждый день, на грани сил.
А лишь с востока рассветает
И не остыла ещё кровь
Но, начинается все вновь.
Дела плохи, прогнозы мглисты,
Накрылся долгом весь бюджет.
Совет; сплошные аферисты
И перспектив к прорыву нет.
С гаремом, тоже не все ладно,
Нет денег, нету и любви.
Дарить подарки им накладно
И вот, с заката до зари.
Вместо того, чтоб сладко спать,
В покое негой наслаждаться.
Он начинает вспоминать,
Мечтая снова пошататься.
Без всякой там придворной фальши,
Все в той-же рясе и с сумой.
Забросив все дела подальше,
С родным и дряхленьким муллой.
Но утром, словно в трудный путь,
Стряхнув иллюзий наваждение.
Встает он бремя дел тянуть,
Прокляв свой первый день рождения.
Но час настал и как-то раз,
К разбитому, усталому монаху.
Вошел советник в поздний час,
Неся вердикт на подпись падишаху.
Войдя промолвил: «Мой владыка,
Я тут по поводу купцов.»
«Ну нет. (Монах ответил тихо)
Уволь, сегодня я готов.
И буквы не могу прочесть,
Делами вымотан настолько.
А твой вердикт, страниц на шесть,
Уйди, не вынести мне столько.
Да и гарем к себе зовет
Твердя, что их настало время.
Там нужно страсть изобразить,
Забросив в их сосуды семя.
Заставить женщин ждать, негоже,
Я на сегодня оттрудился.»
Положил тот вердикт на ложе,
С трудом в покои удалился.
В гареме полежал с одной,
С которой так давно не спал.
И тихо перешел к другой,
Но верно очень уж устал.
Успел пошевелить рукой,
Погладив смугленькие плечи.
И охватил его покой,
Так тихо, словно летний вечер.
«Пришел, устроил будуар.
(Язвила младшая жена) 
Лежит как у купца товар
Конечно, я была права.
Набрал себе наложниц кучу,
Весь день их водит по углам.
Пора ему устроить бучу
Такой, хорошенький бедлам.
И без того нам денег жмет
Подарков, год не получали.
Теперь нахальный этот жмот,
Здесь спит без горя и печали.
Лишь эту милую старушку,
Успел едва лишь трахнуть раз.
А на мою присев подушку,
На сон настроился тотчас.
А мне при этом какого?»
Одна из шахских жён привстала.
«Ты это стерва про кого,
Кого, старушкой ты назвала?
Давно ли в зеркало глядела,
Распухла задница, живот.
Вот если б ты поменьше ела,
Не спал бы этот идиот.
Тогда бы и не волновали,
Его дневные похождения.
Да на тебя уж не встает,
В твой двадцать первый день рождения.»
Вновь старшая из жён поднялась.
«Опять устроили бардак,
Теперь подраться нам осталось.
За то, что глупенький ишак,
Стал плох, как муж и как любовник.
Наложницам подарки наши раздарил.
Считаю; нужен новый нам поклонник,
Активней, чем вот этот крокодил.»
Притих гарем с такого заявления.
«Вы слышали, а где она возьмет,
Откуда ждать его явления?»
«Где я возьму? Вас это не  ***т.»

                эпилог.

Ну все, опять пошло по кругу,
Пора поэму прекращать.
Но пару слов ещё хотелось,
Мне в пояснениях сказать.
Для всех животных секс, влечение,
Для женщины любовь, в борьбе.
Себя приняв как унижение,
Весь мир, как памятник себе.
Решив; что ей не нужен друг,
В любви всем женщинам неймется.
Ей нужен деспот, тогда круг,
Порочный этот разорвется.
Но если в голову тирану
Придет,  ослабить власти гнет.
Духовную получит рану,
Она же вновь себе найдет...
Но впрочем, женщину не я придумал,
Я сочинил лишь этот бред.
А создал их, страдал и думал,
Еврей, с фамильей Зигмунд фрейд.

                Конец.