I.
Дорогая моя. Милая.
Неуклюжи и бестолковы
почему-то мои усилия
разорвать немоты оковы.
Я слова рассыпаю бисером,
я сплетаю из них сонеты,
как игрок над открытым мизером,
трепещу пред твоим ответом.
Может, в этом моё призвание,
и тебе бормочу стихи я,
да вот только в любви признания,
как ни жаль – не моя стихия.
II.
Зима ещё метёт сугробы,
и заморозки в ночь – к тому ж...
Но первою весенней пробой –
по улицам разливы луж.
И звон капели, тоже первый,
и гомон воробьиных ссор,
и у подъезда чахлой вербы
ветвей изломанных узор... –
всё это верные приметы.
отшатываюсь от окна,
кручу потухшей сигаретой
и бормочу: весна, весна...
III.
Это, словно, наводнение,
налетело, закружило...
Это просто наваждение,
сверхъестественная сила.
Вырваться, понять, опомниться,
небыль отличить от были...
Но от наводненья в комнате
есть одно спасенье – крылья.
IV.
Ну, конечно – весна. Вот и радио то же пророчит:
поутру гололед, непролазная слякоть ко дню,
то ли снег, то ли дождь, к ночи – заморозки. Между прочим
обо всех, обо всём... Я же слышать хочу про одну
про тебя. Про тебя: как доехала? Впрочем, конечно,
всё нормально – доехала, верно уж отоспалась.
Я готов по утру за тобою сорваться поспешно,
гололедом скользить и размешивать талую грязь.
Впрочем, это пустое: ты мне все равно не поверишь
и, пожалуй, за первоапрельскую шутку сочтёшь.
Отлежусь, отосплюсь и к обеду отправлюсь на скверик
поглядеть: что же все-таки выпало – снег или дождь.