…Наша верхняя соседка, томная и мягкая красавица, какими почему-то часто бывали офицерские жёны, перед отъездом в ГДР, куда направлялся служить её муж, занесла маме отрез белого, в белых же цветах, невообразимо прекрасного капронового полотна. «Валентина Семёновна, – сказала она, – надеюсь, Вы не обидитесь, если я сделаю Вам небольшой подарок… Сошьёте что-нибудь для Людочки – она у Вас тоненькая, балеринка прямо… Только, – прижала она руки к груди, – не отказывайтесь, пожалуйста! Вы же знаете, деток у меня нет, а самой этого матерьяла даже на рукава не хватит…»
Пока мама ритуально ахала, разглядывая нарядную ткань, всплёскивала руками, пугаясь предполагаемой цены, расспрашивала всплакнувшую молодку о её настроении и ожиданиях в связи с далёкой поездкой, я, обмерев, боялась только одного: вдруг мама и впрямь откажется от подарка из-за его дороговизны? А ведь я в этом воздушном платье уже – пока они разговаривали – станцевала на ста балах со всеми принцами и разбила несколько неосторожных сердец! Да я влюбилась немедленно в это ещё не существующее платье, успела спрятать его в сундук и подарить подросшим дочерям! А тётя Вера всё держала мою мечту под мышкой, а мама всё медлила с окончательным «спасибо»…
Надела я это платье года через полтора – на выпускной в десятом классе. Оно было именно таким, как привиделось: воздушным, невесомым, с короткой пышной юбочкой, с широким поясом на талии. Оно обнимало меня, как родную, и я в этом волшебном платье, точно, была похожа на принцессу. Девчонки, во всяком случае, провожали меня завистливыми вздохами. А я просто ног не чуяла от радости! Тем более, что вечер по случаю окончания восьмого класса я бездарно пропустила – на глазу вскочил здоровенный ячмень, и все попытки подружек и мамы отговорить меня «от капризов» привели к тому, что я опухла уже не только от злополучного ячменя, но ещё и от рёва. «Ага, ерунда, – завывала я сладострастно, – ага, не придавать значения! Как я пойду в школу с такой рожей?! Спасибо!»
Никуда я, конечно, не пошла. Я торчала дома Несмеяна Несмеяной, и прехорошенькое платье, сшитое мамой специально на праздник, только подыгрывало слезоточивому настроению.
Теперь я могла взять реванш. Но когда Гриша из 10 «Б» пригласил меня на танец, я чуть в обморок не упала от волнения. Ещё бы! Ведь по нему, как тогда говорили, сохли чуть не все старшеклассницы, такой он был умница, спортсмен и красавец. Я оробела. Господи, да я перепугалась! Меня весь танец колотила такая дрожь, что даже неловко было. Ведь я никогда прежде не танцевала с мальчиком! И, то ли от смущения, то ли пытаясь казаться смелее и раскованнее, я вдруг впала в буйство небывалой словоохотливости. Я за три минуты успела рассказать Миронову всё: про пять троек в аттестате, про то, что мою любимую куклу звали Катя, про папу, который нас бросил, про брата-музыканта и покупку ему невероятно дорогущего – 200 рублей! – и безумно красивого барабана «Премьер»… Про то, что люблю Блока и, к своему стыду, ещё не читала Булгакова… Про то, что туфли у меня 36 размера, и их мне привёз из концертной поездки Витя… Про талию, которая только на первый взгляд тонкая, а так-то почти полметра…
…Может, Гришка подумал, что я больная какая-нибудь, припадочная? Не знаю. Но поступил он в мед.
…А выпускное платье я не могу выбросить до сих пор. Хотя моя дочь никогда бы его не надела.
_________________________
Картинка отсюда: http://photo.99px.ru/photos/24407/