Наскальная живопись городов,
по стенам распятая вдохновением,
высохла фресками нам из годов,
мемориальным долготерпением.
Петя да Маша исходом в любовь,
пубертатно-кичливую арифметику.
Криво подъезда надломлена бровь,
рыжей зимою стекает косметика.
Кто-то дебилами выбит навек,
словно зубилом пришитый к фасаду
диагнозом умственным человек,
к своей девиации, как в награду.
Вот, побывавший, оставил себя,
сущность свою сохраняя трёхсловием,
именем место по буквам дробя,
под обрамленье чужим сквернословием.
А поздравлений – на весь календарь,
краской, гвоздями, а может и взглядом,
словно бы стены небесный алтарь,
жертвенник сущностей вылитый рядом.