Знакомой дорогой
шел Моцарт домой.
И мучился вновь
непонятной тоской...
Вдруг лица друзей
он увидел на миг
И рано ушедших
и, как бы,
живых.
Один,
кто вчера лишь
узнал про Гулаг,
И смутно представил себе
"воронок",
Сегодня стонал,
был обобран и наг,
Со страхом он слышит
в квартиру звонок.
Под страхом
пойдет на работу,
хоть болен,
Боится, что завтра
вдруг будет
уволен.
И тот,
кто о пытках узнал
из газет,
Был бандой избит
и зимою раздет.
При встрече
глазами не сразу
встречался,
Как будто с трудом
в это тело вселялся
Лишь призрак,
летавший недавно далеко.
Под праздник друзья
хоронили пророка.
Другого - все боги,
наверно, любили,
Смеясь и дурачась,
машиною сбили
Его на дороге
спесивые детки
(Куражился «мачо»
под взглядом кокетки)…
Пока он лежал
на сырой мостовой
Подвижный отряд
мастеровой
Дорожную зебру
легко перенес
Подальше
от места
кровавых полос.
Была хороша
той весною погода,
Меж жизнью и смертью
лежал он полгода.
Других же,
кто мучился
болью России,
Под стенами Белого дома
скосили...
Стреляли вокруг
и бандиты друг в друга.
Но не было
в Моцарта сердце
испуга.
Спокойно он шел
под знакомым мостом,
Осталось немного,
уж виден был дом.
Знакомый ручей
взгляд маэстро привлек:
Хранительной влагой его
жив Росток.
Невольно рассеялись мысли
дурные,
И снова был Моцарт
в знакомой стихии.
Ах, ночь озаренья,
ты так хороша!
Как в детстве,
играла и пела душа…
Внезапно очнулся,
тут трое стоят:
Ни слова живого,
по слуху бьет мат
(Для Моцарта, это -
как трупный пить яд).
С достоинством Моцарт
меж ними идет,
Как лайнер, стремящий
разбег свой на взлет.
Поскольку во взоре
нет места тревоге,
Шпана вряд ли тронет
на скользкой дороге.
Но было во взгляде его
то начало,
Которое чем-то «братву»
задевало,
Какая-то гордость
и свет вдохновенья…
Их мозг пропитой
замутило сомненье:
«А вдруг он смеяться
над нами решил,
Народ в лагерях он,
наверно, душил!»
Не друг коммунистов,
но Моцарт ответил,
Боятся "совков"
только малые дети,
Которым их мамы
журналы читают,
Но лишь коммунисты
сейчас не стреляют.
" Прикинь, он не русский,
похож на чеченца"
Тут трое выделывать стали
«коленца»,
И ножик в руке одного
засверкал...
Неужто, Сальери его заказал?
Опять чем-то Моцарт
ему помешал?
Бандитам Сальери был
тоже не мил,
Какие-то удочки,
сдуру, всучил.
Но вертит охранник его
пистолетом,
А Моцарта Рок –
и зимою, и летом,
Пешком проходить
под ревущим мостом.
Убить можно сразу,
подумать потом...
- «Зачем это нужно?
Велик ли навар?»
- "Прикинь, все же удобней,
коль мал или стар",
Иль просто замешкался,
думает что-то,
Тогда облегчается
наша «работа»!
Ответил им Моцарт,
хоть те не просили:
Все люди труда
лишь о мире молили,
Две банды - доходы не поделили.
Старались добить они
коммунистов,
Эсэсовцы стали роднее чекистов.
Вмешались в войну
затем силы другие,
Мечтают падение видеть России...
Но эта вся боль -
не короткий рассказ.
Надеюсь, счастливым
увидеть Кавказ.
«Базар тут затеял!
И складно слагает!»
«Похоже, что даже
он нас поучает,
Наглеет и вовсе не уважает!»
«Ишь фраер нашелся,
нам впаривать бред!»….
- И Моцарта здесь
обрывается след...