Искристый лед
Петр Ильич Дугин решил в выходной день выйти на работу. Решение это пришло в его крупную, начинающую лысеть голову накануне и существенно подняло его настроение. Дело в том, что, работая в выходные дни, Петр Ильич испытывал своеобразное удовольствие. Работа в обычные дни – это положено, это для каждого. И зарплата – это тоже положено, по закону. А вот трудится в свой выходной день - это уже другое дело. Это инициатива. Инициатива хозяйственного практичного человека. И проявление этой хозяйственности, этой деловитости вызывало у Петра Ильича чувство гордости и самоуважения. В такие дни, придя с работы домой, он по хозяйски прохаживался по комнатам в ожидании, когда Анна Петровна, его жена, накроет на стол, деловито осматривал обстановку, будто видел ее впервые, потом садился за стол и ел медленно устало. В такие дни в его голосе появлялись повелительные нотки, что нисколько не обижало Анну Петровну. Прожили они вместе двадцать лет, и за эти годы она поняла, что опасаться в мужчине надо неуверенности и уязвленности. Такие мужики способны и напиться и «вильнуть в сторону», да и, вообще, черт знает что натворить. Поэтому вид сытого и довольного мужа вызывал у нее чувство покоя и удовлетворения.
В это раннее воскресное утро Дугин проснулся в подавленном настроении. Всю ночь ему снился его токарный станок, который ехидно ему подмигивал. «Давление поднялось, наверно»,- сердито почесал затекшее плечо Дугин и стал одеваться.
Ночной холод скрепил неокрепший декабрьский снежок в причудливые формы. Вся это бриллиантовая колкость тускло поблескивала в свете уличных фонарей. « Закончу пораньше, за пивком схожу, а там хоккей по второй», - настроение у Петра Ильича стало подниматься.
На работе Дугина ждала первая неожиданность. Подходя к станку, он заметил оживленно беседующие группы рабочих. Динамик на столбе орал что-то торжественное. Дугин поспешил к будке мастера. Булкин сидел за своим всегда заваленным бумагами столом и о чем-то беседовал с начальником участка, молодым инженером Петей Гоцем. «Ты чего, Дугин, поболеть пришел?», - спросил мастер. «За кого?,- не понял Дугин – я работать пришел.» «Сегодня не получится, видишь, конкурс профмастерства среди молодых рабочих проходит. Так что иди, отдыхай». «Слушай, Дугин, - остановил его вопросом в дверях Булкин – Чего тебе дома не сидится? До денег ты не больно жадный, в работе не горишь, а по выходным частенько сюда приходишь. У тебя, что, дома нелады ? Ну, я ничего, я по-дружески. А жену, даже в таком возрасте, одну оставлять не рекомендуется.», «А у меня дома собака есть, и морда у нее, как у тебя, бульдожья», - зло бросил Дугин и хлопнул дверью. «За это морду бьют, - трясущимися руками дергал замок куртки Петр Ильич – тоже мне советчик. Окончил технарь и все-то он знает, все-то он видит.…А может и знает?» Прожили они с Анной Петровной долгую жизнь. Дочку вырастили, она сейчас в Москве на врача учится. Особо не ругались. Но и нежностей «киношных» избегали. Но чтобы представить Анну с кем-то! Чушь собачья!
Первое, что бросилось в глаза Петра Ильича, когда он открыл дверь, была мужская шуба. Она висела поверх всей одежды, широко раскинув рукава. «Кого это в такую рань нелегкая принесла? – отгоняя смутную тревогу, пробормотал Дугин и прошел на кухню. Там никого не было, но на столе, придвинутом к стене, стояла початая бутылка коньяка и стопки. Рядом лежала пачка дорогих сигарет и пепельница. Стол был накрыт наспех. Салат, консервы, еще какие-то тарелки, но внимание Петра Ильича привлекли бутылка и сигареты. Вернее сигарета. Она лежала недокуренная на краю пепельницы и хитро щерилась трубочкой пепла. «Таааак, все ясно», - тихо произнес он, хотя ничего ему ясно не было, и он суетливо двигал руками вдоль костюма, заворожено глядя на ехидную сигарету. Вдруг из спальни, примыкающей к кухне, раздались приглушенные голоса из которых явственно выделялся мужской басок. Все прояснилось мгновенно, как бы выстроилось в стройный ряд на конце которого ярким пламенем горело слово «Измена!»
«Вот оно как все! Но она-то, она-то! Ну, ничего, ничего. Это вам дорого, дорого…» Мысли, как пули проносились у него в голове не задерживаясь, пальцы сжали какой-то предмет. «Сейчас, сейчас! Ах, скоты, ну, скоты!» Кровь пульсировала толчками, стало трудно дышать. Петр Ильич подошел к спальне и тихо приоткрыл дверь. На стульях, на полу были разбросаны предметы мужской и женской одежды. Из под их большого семейного одеяла чернела незнакомая голова. В одно мгновение Петр Ильич подскочил к кровати и с дьявольским наслаждением всадил острие в выпирающий под одеялом бугорок ненавистного тела. Раздался дикий крик. «Кушайте, скоты, кушайте!», - заглушая его, завопил Петр Ильич и выбежал из квартиры.
Возле подъездных дверей силы его покинули, и он тяжело опустился на крашенные доски скамейки. Помертвевшие губы беззвучно повторяли «Кушайте. Кушайте!» Мысли налетели внезапно и целым роем. «Бежать!…На работе… В милицию, сам…Напиться…А может не убил? Обойдется?» Петр Ильич глянул на зажатый в руке предмет. «Вилка! Четыре дырки! Вот это угораздило! Но коли жив останется, долго будет помнить, гад! А я что? Я честь свою защищал, как Пушкин! Так и скажу на суде. Ведь меня всю жизнь обманывали!» Петр Ильич зло глянул на высокие окна своей квартиры. «Что гады, забегали, поди, сейчас, засуетились.» Взгляд медленно опустился и зацепился за знакомую фигуру. Если бы сейчас по бело-серебристому тротуару проплыл океанский теплоход, надрывно гудя и пуская дым из труб, Дугин удивился бы меньше. Согнувшись под тяжестью двух полных сумок, осторожно ступая по хрустящим ледяным камешкам, навстречу ему шла его жена Анна Петровна. Подойдя к мужу, она поставила сумки к ногам и радостно заговорила: «Как хорошо, что ты рано пришел, Петь. А у нас новость! Галка то наша замуж выскочила, привезла зятя показать. Я уж и на рынок сбегала, пирожков напеку, с картошкой, какие Галя любит. Ох и не знаю, радоваться или нет. Вот отчудила! А ты чего раздетый сидишь? Пошли в дом. Зятя-то видел?»
А снег под ногами шуршал и зло искрился.