ЗАМЕТКИ О ВОСПИТАНИИ
Эстетическое воспитание — лишь часть общего гражданского воспитания, но столь же органически необходимое... Это не роскошь, не привилегия только тех, кто прочит себя в поэты, художники или артисты. Без идеалов красоты не может быть по-настоящему активного гражданина и бойца. Все другие стимулы активности, даже если они не суетны, не корыстны, всё же преходящи, тогда как в жажде красоты и совершенства — программа длительная, не для одной человеческой жизни, а для многих поколений. Значит, чувство красоты закладывает в человеке и чувство преемственности — качество особенно ценное в наше время, когда движение вперёд сопровождается ещё слишком неоправданными потратами ума и творческой энергии.
Не последнее место в эстетическом воспитании занимает поэтическое слово. Оно приходит к человеку ещё в дошкольном возрасте, пробуждая его интерес не только к высоко¬организованной речи, но и к особому видению мира. Бывает счастливо, когда именно в этом возрасте закладываются художнические основы будущего поэта — музыкальный слух (обязательно — внутренний), обострённый взгляд (но обязательно — буквальный), в обыкновенной подмечающий необыкновенное, особенно в связях наших, событий. Одним словом, в это время ещё неосознанно начинают лепиться таинственные контуры мира.
Казалось бы, в этом начальном звене художественного воспитания у нас более или менее дело обстоит благополучно. Не в практическом плане воспитания, а в плане наличия воспитательного материала. В нас детская литература довольно богатая. Есть имена детских писателей, широко известных не только в нашей стране. Вместе с тем у литературы для детей, главным образом в её поэтической части, есть, на мой взгляд, один существенный недостаток. Все ведущие поэты, работавшие в этом жанре — К. Чуковский, С. Маршак, работающие сейчас — С. Михалков, А. Барто, создавали и создают свои вещи преимущественно на городском материале. По существу, деревенские дети, а они составляют добрую половину наших детей, находятся вне поэтического мира той трудовой, производительной природы, которая их окружает и которую помогла бы раскрыть им поэзия. Конечно, «Дядя Стёпа» полезен и для деревенских ребят, но окружающий их материал мог бы породить своего, более близкого и понятного им героя.
Мне уже приходилось высказывать эти претензии к детской поэзии. Кое-кто оспаривал мою мысль тем, что деревня, мол, идёт к городу, а поэтому деревенских детей надо готовить к этому факту. Но, во-первых, когда это будет? А до этого поэзии предлагают ходить поверх детских голов. Во-вторых, стирание граней между городом и деревней некоторые видят прежде всего в плане культуры и быта, что обнаруживает слабость и городской поэзии для детей. Действительно, она акцентирует своё внимание на быте, не часто выходя на природу, а если и случается такое, то природа чаще всего бывает дачная, то есть тоже по-своему бытовая.
В качестве примера приведу такой факт. Кто из нас, более старших, не помнит знаменитую ёлочку: «В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла»? Из букварей и детского обихода она ушла давно. Возможно, эта ёлочка и устарела. Не стал бы её оплакивать, если бы поздней в букварях не появилась другая далеко не лучшая:
Ёлка наша, елочка,
Колкая иголочка.
Фонарики-огоньки,
Золотые светлячки.
В этой безобидной на вид смене ёлочек уже видна порочная педагогическая тенденция: от природы — в комнатный мир.
Природа всегда была и будет главным эстетическим цехом человечества. Для пользы воспитания было бы куда лучше, если бы в поэзии для детей перевес был на стороне природы — земли и хлеба, реки и леса, то есть всего того, что окружает сельских детей. Интерес ко всему этому было бы полезно пробудить и в городских детях. Теперь уже не только деревне надо идти к городу, но и городу пора делать заметные шаги к деревне в смысле его приближения к природе.
Те же недостатки художественного воспитания обнаруживаются и потом, когда ребенок садится за букварь. Мне пришлось просмотреть множество букварей, школьных хрестоматий и учебников почти за все годы Советской власти. Слишком заметно, что и в их поэтической части они модернизировались не в лучшую сторону. Из них всё больше и больше уходила педагогическая классика, на которой воспитывались многие поколения. Сколько игры, будившей детскую фантазию, было в стихотворении о лисе, бежавшей по лесу, и тетереве, сидевшем на дереве.
— Слушай, батюшка, Терентий,
Я ведь в городе была.
— Бу-бу-бу, — бормочет птица, —
Ну была, так и была.
— Слушай, батюшка, Терентий,
Я приказ там добыла.
— Бу-бу-бу, — бормочет птица, —
Добыла, так добыла.
— Чтобы вам тетеревам
Не сидеть по деревам,
А гулять, кто где захочет
По зелёным по лугам.
Здесь всё живо и предметно, здесь не просто поэзия, а ещё и зачатки драматургии. Есть характеры, столь нужные для детской игры, есть загадка, которую ребёнку радостно разгадать. Куда клонит лиса? И разгадка приходит к ребёнку из новой игры лисицы и тетерева. Мне кажется, мотивы модернизации поэтического состава букварей были вульгар¬но-социологические, иначе чем можно объяснить появление в одном из них такой примитивной сухомятины:
Фабричный цех, колхозный стан
К труду всегда готовы,
Ведь каждый выполненный план —
План достижений новых.
Неужели в нашей богатейшей поэзии не оказалось луч¬шего стихотворении на ту же тему, если она почему-то была нужна? И до сих пор в деле общелитературного и поэтического воспитания детей мы не пользуемся всем богатством нашей литературы, а ограничиваемся лишь небольшой кладовкой одного цеха. Вы открываете «Звёздочку» — нечто вроде детской хрестоматии наших дней — и видите, что русская классика представлена в ней более чем скромно, а из современных авторов в ней представлены лишь «приписанные» к детской литературе, главным образом члены объединения детских писателей Москвы. Составители вроде бы стеснялись кого-нибудь обойти. Одно объединение одной писательской организации, хотя и столичной, — слишком маленькая база в огромном деле литературного воспитания.
Не лучше обстоят дела и в старшем школьном звене. Об этом говорит вторая часть хрестоматии для десятого класса, составленная С. Н. Грамновой и П. Ф. Рощиным, с которой я познакомился, когда она, отработав один учебный год, готовилась к переизданию. На ней стоит остановиться подробней.
Недостатки литературного воспитания в нашей средней школе сегодня совершенно очевидны. Они заметны даже у тех, кто приходит к нам в литературу со своими первыми опытами. В средней школе должны закладываться основы литературных вкусов, знание главных узловых моментом в общем процессе развития литературы через конкретные вещи, главных отличительных черт творчества во времени как отдельных писателей, так и общих тенденций, продиктованных нашей жизнью и временем. Задача создания учебников и хрестоматий по литературе, на мой взгляд, состоит в том, чтобы при экономной подаче материала сохранить связи времён, избежать случайности и второстепенности.
Если судить «Хрестоматию» Грамцовой и Рощина с этих позиций, то мы обнаружим в ней много недостатков. Прежде всего, она не восполняет недочёты существующего учебника А. Дементьева и других, не однажды критикованного на наших литературных форумах не только за отсутствие анализа, но и за отбор имён и произведений…
.........
Вначале я говорил, что недостаток литературного воспитания заметен даже на молодых начинающих писателях. Но литературное воспитание нужно не только для них, оно нужно для всех, чтобы выработать, как общую норму, чувство нравственной красоты, душевную отзывчивость на всё доброе в жизни, пробудить в молодых людях творческое начало, столь необходимое для всего нашего настоящего и будущего.
* * *
В разговоре о причинах позднего созревания поэтов, я ссылался на недостатки школьного литературного образовании не только в прямом смысле, но и в косвенном. Школа, разумеется, не делает поэта, но пробуждает тот интерес к поэзии, который может сказаться поздней. Ранний интерес к поэзии может иметь настоящее поэтическое основание и ложное. Его можно пробуждать огненными стихами Лермонтова и сентиментальными Апухтина.
Сам Лермонтов в смысле формировании поэта даёт нам поучительный пример. В двадцать шесть лет он уже достиг своей творческой вершины, ставшей потом образцом дли поздних поколений. В четырнадцать — пятнадцать лет он толковал «Гамлета» — одну из самых сложных трагедий Шекспира. После «Гамлета» ему было уже доступно всё, то есть он развязал для себя тот гераклов узел, после которого стал» постижимы все хитросплетения человеческой психологии.
На это мне скажут: «Лермонтов — гений, а гения нельзя ставить в общий ряд». Гении — да, но Лермонтов всё же — только человек, которому удалось воспользоваться человеческими реальностями. А случилось это не только за счёт его личных достоинств. В то время школа давала ученикам всё значительно раньше и больше. В Московском университете начинали учиться с шестнадцати лет. Нынче туда попадают в 20 — 21 год. Чем это объяснить? Не только тем, что в ту пору в университете учились дети аристократов, имевших возможность подготовить своих детей частным способом.
Беда в том, что в нашей школе уже давно появилась тенденция к ослаблению общеобразовательных программ. За много лет до войны бином Ньютона преподавался в седьмом классе, а сейчас в средней школе его совсем нет.
И опять слышу возражения: «Наш век обрушивает на головы наших девочек и мальчиков такой поток информации, что надо опасаться за их здоровье». В том-то и беда, что мы преподносим детям в школе информацию, а не то, что научило бы их разбираться в ней. В том и недостатки учебника А. Дементьева и «Хрестоматии» С. Н. Грамцовой и П. Ф. Рощина, что в них лишь беглая информация о литературе, а не её анализ и возможность анализа, в них нет своего «Гамлета».
Даже более подробные статьи о поэтах страдают информационностью, боязнью коснуться острых, но тем и поучительных моментов в творчестве поэтов. Если десятиклассник разберётся в «Чёрном человеке» С. Есенина, то ему не надо объяснять жизнелюбивые строчки поэта:
Слишком я любил на этом свете
Всё, что душу облекает в плоть.
Главный воспитательный грех школы перед её питомцами — это недоверие к ним. Недоверие проявляется не только в плане их общих способностей, но и в морально-нравственном. Авторы учебников, составители хрестоматии, вероятно и преподаватели, вполне доверяют шестнадцатилетнему Лермонтову, написавшему о своей любви уже в прошедшем времени:
Не верят в мире многие любви
И тем счастливы; для иных она
Желанье, порождённое в крови,
Расстройство мозга иль виденье сна.
Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая! — любить
Необходимость мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.
А вот в «Хрестоматии» среди многих стихов нет ни одного стихотворения о любви, а ведь десятиклассники старше автора строк о напрасно растраченных мгновеньях, проведенных у ног любимой. Уже взрослым людям всё ещё говорят, стыдливо потупив очи, что их нашли на капустной грядке, а посему им милостиво разрешается вести пресные собеседования о «дружбе». Что это, как ни тщетное желание оградить уже взрослых людей от прекрасной неизбежности. Природа, конечно, внесёт поправки в школьное образование. Ей не помешали тысячелетние поповские проповеди о первородном грехе. Но и здесь мы обнаружим урон. Не получая добротной пищи для своего естественного любопытства, не имея возможности сформировать свои чувства на высоких образцах, юноши и девушки, возможно, обратятся к сомнительным источникам.
После всего сказанного напрашивается первый общий вывод: в нашей средней школе происходит недозагрузка ума и сердца в самом активном возрасте. Она, эта недозагрузка, оборачивается для нас тем, что молодой человек приступает к производительному труду на год-два позже. И тут педагогическая проблема становится социально-экономической. До этого я говорил об уроне, который трудно учесть. Теперь же в силу вступает элементарная арифметика. Урон можно подсчитать и ужаснуться тому, как мы себя обкрадывали. Многомиллионная армия молодых людей — только в десятых классах более двух миллионов — вместо того, чтобы уже два года что-то производить, продолжает оставаться потребителем.
Вернусь к поэзии. Как видим, позднее формирование поэтов сопряжено с поздним формированием личности вообще. Но это одна сторона дела. Другая сторона — в общем уроне поэтической атмосферы. Поэта школа не сделает, но школа — аудитория для поэта. Если вкусовой уровень аудитории низок, то и требование к поэту низкое. Происходит как бы взаимное поощрение в отсутствии вкуса.
После чего нам приходится прибегать к целой системе специального литературного образования: Литературный институт, при нём Литературные курсы, кустовые и Всесоюзные совещания. Вероятно, все эти меры были бы нужны в любых условиях, но зато ни в Литературном институте, ни на семинарах не приходилось бы тратить время на исправление ошибок воспитания, допущенных в наших школах.
ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
*
КНИГА *ПОИСК ПРЕКРАСНОГО*. 1970
КНИГА *НАШЕ ВРЕМЯ ТАКОЕ...*. 1973