И имя мне Милиана. Такое имя мне придумала мама. Она любила выдумывать разные фантастические истории и, поэтому, скорее всего, выдумала мне такое чудное имя. Отец мой был обыкновенный гончар, имевший собственную лавку. Вообще я родилась в окрестностях Сентвилла, но когда там случился пожар (мне не было еще и года), мои родители были вынуждены перебраться в Триаду. Должна сказать, что Триада город, в котором я бы никогда не хотела жить. Он мне ненавистен. И нет, не потому, что здесь злые люди или воры и убийцы, а потому, что здесь я провела все свое детство, которое было совсем несчастливым.
Когда мне исполнилось пять, отца забрали на войну с германцами. Он так и не вернулся. На маме держалось все хозяйство. Как она со всем справлялась? По ее рассказам у нас было три коровы, полсотни кур и уток, шесть овец и даже лошадь. Только лавку она продала. Гончарное дело нашей семьи закрылось, потому что после смерти отца оно приносило только лишь убыток.
Мама умерла, когда мне было тринадцать. Естественно, столь маленькое создание не сумело справиться со всем тем, с чем до этого справлялась мама. При этом возможно, я бы и дожила до сегодняшнего дня спокойно, если бы меня не обокрали. Я скиталась в окрестностях триады, спала в старых сараях, ела то, что смогу раздобыть.
В пятнадцать меня обнаружила в своем сарае старая хозяйка харчевни. Мне так было смешно. Я сидела на мешках с овсом и ела морковку, которую достала из ящика, стоящего за мешками. Старая открыла дверь и замерла. Конечно, она напугалась, ведь гадкие воры могли бы ее уже давно прирезать. Но увидев меня, она широко улыбнулась и рассмеялась:
- Какое милое дитя, - с облегчением вздохнула она, - откуда ты взялась этакая?
- Милиана я, - продолжая жевать, ответила я. – Мой отец был здесь гончар, его убили на войне, а мама умерла от чумы года два тому назад.
- Эх, вставай, пойдем я тебя хоть умою и покормлю нормально, чумазая ишь какая!
С того дня я начала жить у хозяйки харчевни. Ее звали Розалия. Я ее обожаю и благодарна за то, что она меня приютила и обогрела, не смотря на то, что у нее было трое детей. Я начала помогать ей по хозяйству, научилась хорошо готовить. Стирку и уборку дома мы с ней делали пополам. На рынок мы всегда ходили с ней вдвоем. Она меня окружала такой заботой и таким теплом, что мне не хотелось никогда огорчать эту женщину. Может быть, она относилась ко мне еще потому, что все ее дети уже были взрослыми и тем более парнями.
Розалия научила меня заниматься врачеванием. Она передала все свои знания мне. Мне это все так нравилось, что я сама могла часами сидеть над каким-нибудь снадобьем, изучая его, расспрашивая ее, какие ингредиенты для него понадобились. Вскоре об этом прознали соседи и начали просить меня их вылечить. Слухи в нашем городе распространялись слишком быстро. Когда мне исполнилось шестнадцать, я уже бегала по дворам и домам, разносила микстуры и разные травы. Люди верили мне, что это поможет. И неудивительно, все помогало. Через какое-то время, Розалия приняла решение брать с больных деньги, небольшой, но все же доход. Но люди все равно шли.
Через год к нам начали приезжать из других земель. Все были в восторге, что у меня получалось лечить людей, как недавно совсем казалось, от неизлечимых болезней.
Ноябрь того же года выдался очень дождливым и холодным. Люди в городе говорили, что началась охота на ведьм. Розалия, услышав это, запретила мне заниматься врачеванием. Я ее понимала, она боялась, что нас могут забрать и без суда и следствия убить. Любое инакомыслие или любые попытки совершенствования расценивалась как колдовство, которое считалось делом против церкви, думали, что ведьмы и колдуны заключают договор с самим Дьяволом, который даем им эти новые знания.
Как помню, утро двадцать второго ноября было уж слишком холодным. Я оделась теплее и вышла во двор покормить кур. Ничего не предвещало беды. Небо было серым, моросил противный дождь, а я даже не успела зайти в курятник, как меня ударили чем-то тяжелым по голове. Я ничего больше не помнила.
Очнулась я полностью связанная в каком-то бараке. Голова сильно гудела, особенно затылок. В глазах все плыло и кружилось. Я еле приподняла голову – не было сил, и почувствовала, что моя щека лежала на чем-то липком. Эх, не хило меня треснули по голове. Кровь. Перевернувшись, я увидела дверь, через которую просачивался тонкий солнечный свет. Там говорили люди. Я не стала кричать и звать на помощь – это было бы бессмысленно и тем более глупо. Меня поймали. Ведьма. Кому же я сделала плохо? Кто посмел меня отдать этим кровопийцам на растерзание? Мне было плохо. Тошнило. Соленый ком в горле долго не давал мне снова потерять сознание. Но все же я опять вырубилась.
- Она мертва? Такая куколка нужна нам живой, граф будет не в восторге, что вы так грубо обошлись с его заказом.
Грубые мужские голоса доносились откуда-то из вне. Все плыло. Звуки, лица. Я открыла глаза.
- Видите, живая, просто Эмиль ударил ее сильно, не рассчитал то, что она хлипкая девчушка еще.
- Хорошо. Я рад этому. Вы вознаградили человека, который помог нам ее поймать?
- Да, конечно. Эмиль ходил позавчера к тому старику. Ох, тот радовался золотым песто.
Первый голос был грубым, требовательным. В нем слышалась власть. Второй голос был более мягким, податливым, всегда говорящий с какой-то иронией, и через каждое слово хлюпал носом.
- Пусть Эмиль сходит к нашему старикану, пусть тот немедленно везет ее к графу. А то еще подохнет, вот крику то будет.
- Да, конечно, сир. Как Вы прикажете.
Две темные фигуры вышли за дверь. Дверь хлопнула. До меня доносились лишь звон цепи и лязг ключей в замочной скважине. Я попалась. Я лежала в темноте все так же неподвижно, как и до этого. Мое самочувствие оставляло желать лучшего. Опять тошнит. Я начала кашлять. Соленый ком в горле так и просился вырваться наружу.
Неожиданно цепь снова лязгнула, дверь открылась. На свету я смогла разглядеть невысокую, худощавую фигуру, которая держала что-то в руках.
- Амелия! Давай живей! Дело тебе было до этой ведьмы! – из света послышался недовольный голос.
- Да, да.
Фигурка подошла ко мне ближе, наклонилась, и я увидела перед собой лицо девушки, лет двадцати восьми. Оно было тусклым, глаза ее уже поблекли, а на правой щеке красовался огромный шрам, проходивший от носа до уха.
- На, вот попей,- она присела ко мне, в руках у нее была миска с водой.
Амелия помогла мне привстать, поддерживая меня одной рукой за спину, другой же рукой она держала чашку, из которой напоила меня.
- Спасибо, - тихо шепнула я.
- Пожалуйста, - тоже еле слышно шепнула Амелия, - а знаешь, я не верю в ведьм. Я слышала о тебе, что ты великолепный лекарь и спасаешь людей, но граф, который приказал тебя поймать, не верит в это и…
- Амелия! Ты что там застряла? Неужто лошадь ушла поить? – голос из-за двери стал еще более злым и напряженным.
- Иду! – Крикнула девушка, быстро вскочила на ноги, но прежде чем выйти из двери, она повернулась ко мне и шепнула, - да хранит тебя Господь. Только не сдавайся этим животным.
Она вышла. Дверь снова захлопнулась, снова лязг цепи и скрип ключа в замочной скважине. Я думала, за что меня могли поймать. Ведь я никогда не делала никому ничего плохого. И обвинять меня в колдовстве совсем глупо! Я никогда не имела дела с магией! Чушь. Я не знала, столько я еще пролежала в сознании. Мои ноги затекли от тяжелых кандалов, руки мои были связаны за спиной, они тоже онемели. Я чувствовала, что на шее у меня теперь как будто нет головы, а вместо нее мешок с песком. Да и холодный каменный пол не приносил особой радости. Лучше бы меня сразу убили! Все так ныло! Хорошо, что чувство тошноты ушло, после того как девушка принесла мне воды. Вскоре я уснула.
Проснулась я от монотонного однообразного звука. «Тук-тук. Тук-тук.» Что? Где я? Маленькое пространство, солома. Укачивает. Цоканье копыт. Меня куда-то везут! Я решила приподняться, но данная попытка не увенчалась успехом. Я рухнула снова на солому. Холодно.
Так прошло несколько дней. Иногда кучер останавливался, скорее всего, у харчевни. Потом открывалась дверь, меня одни кормили хлебом, другие поили молоком. Кто-то, видя меня, крестился, кто-то улыбался, ухмылялся, приговаривая при этом «Так тебе и надо, ведьма.»
Но однажды, повозка остановилась. Я слышала разговор кучера и еще какого-то человека. Потом дверь открылась, и на меня уставился бритоголовый и толстый мужик. Он приказал мне подняться. Я посмотрела на него с ненавистью. Я его не знала, может он и был хорошим человеком, но сейчас он явно мне не друг. Потом он задал мне пару вопросов. Я не помню, что ответила. Но после этого он перекинул меня через плечо и понес. До меня доносились плачь и крики. Мы оказались в теплом, но сыром помещении. Тюрьма? И разве она может быть теплой? Я, наверное, слишком замерзла. Тут пахло кислой капустой и хлебом. Мой желудок быстро свернулся и заурчал.
- Ишь ты какая! – Голодная, поди.- Толстяк внес меня в какую-то душную комнату.
Тут горела только керосиновая лампа на столе, поэтому все казалось тусклым: стены, лежанка в углу, табурет у массивного стола. Он опустил меня на лежанку.
- Сейчас придет моя жена, она тебя накормит. Ты ходить то можешь?
- Нет. Ноги слишком сильно затекли.
- Ну, давай я с тебя их сниму. Только пообещай мне не убегать? Ладно? Потом она отведет тебя, чтобы помыться.
Этот здоровяк показался мне по-детски наивным парнем. Если ОНИ меня поймали и обвиняют в то, что я ведьма, зачем ИМ меня поить и кормить, а тем более мыть? Эти вопросы не давали мне покоя.
Затем пришла его жена. Должна сказать, не из хрупких женщин. Пышногрудая, румяная, звонкая, она взяла меня под руки и, не говоря мне не слова, повела меня из этой комнаты прочь.