Сегодня, 10 апреля, Чита простилась с Рюриком Ароновичем Карасевичем - известным забайкальским журналистом. Он скончался на 71-м году жизни от тяжелой продолжительной болезни.
23 сентября прошлого года, разбирая домашние архивы, я наткнулась на своё шуточное стихотворение, написанное по случаю 60-летия Рюрика Ароныча.
Листочек был подписан 23 сентября 2001 года. Случайным такое совпадение трудно назвать - выходило, что моя находка выпала на очередную юбилейную дату. Я тут же позвонила Р.А. Давно не виделись, доходили слухи, что он сильно болен...
Ответила жена. Я представилась и объяснила причину своего звонка. "Он болен, - сказали мне, но всё же трубку передали.
Голос Рюрика был непривычно слаб и... трудно подобрать верное слово - безжизненен, что ли... То есть, в нем не было той прежней задиристой силы, которую все так любили. Он не сказал своё обычное: "Привет, старуха!" Не съязвил по поводу наших долгих невстреч. Не выдал привычный в таких случаях, всегда оригинально неожиданный, едкий экспромт...
На другом конце провода ощущалось угасание. И у меня не нашлось нужных слов. Да и можно ли их в таком случае найти? Напомнила юбилей 10-летней давности (тогда еще были живы его закадычные друзья В.А.Толкалин и М.Е.Вишняков), пробормотала что-то про найденное посвящение и попыталась поздравить с 70-летием. Только ему уже это было не нужно. Говорил отрешенно равнодушно.
Спросила: "Ты болеешь?" - "Да, очень". Чувствовалось, что говорить
ему трудно, и непонятно было, уместен ли мой звонок...
А ведь мы знали друг друга более 40 лет: учились вместе в институте, сотрудничали в
разных газетах, в конце прошлого и начале нынешнего веков периодически сталкивались в коридорах региональной власти и не однажды сиживали за дружеским столом. Шутили, ёрничали, сочиняли всяческие хохмы. Я как-то в ответ на его всегдашние приставания частушку свою пропела:
Дорогой друг Карасевич,
что ж ты бисером всё сеешь -
и повдоль и поперёк,
и вокруг и около?
Мне в тебе, мой соколок,
не увидеть сокола!
Он даже опешил: "Ну, ты, старуха, даёшь!"
И вот его нет. И остаётся в памяти: бородка, огромные очки, ботинки и сабо на платформе - в младые годы долго носил такие, узкие стильные брюки, широкий, длинный шарф вокруг шеи, ладное, по фигуре, пальто... И хрипловатый голос: «Ну, ты приноси свои "сопли-то" ("слёзы", "нюни") - так он мои стихи называл, которые тем не менее охотно публиковал в "Чите литературной".
Будут вспоминаться и его эпатажные, порой шокирующие, но всегда безобидные приставания к девушкам, женщинам… А главное, не забудутся понимающие, добрые, сочувствующие глаза, его умение ухватить суть, сказать к месту и вовремя нужное меткое слово.
Помню, как Рюрик радовался каждой новой книжке Михаила Вишнякова. И как пренебрежительно махнул рукой, когда я спросила про его собственный сборник...
Осталось ли хоть что-то из его рассказов, очерков, рисунков в семейном архиве? Писал-то он много. Рисовал не меньше. Талантливо, оригинально. На радио наверняка сохранились записи его остросатирической передачи…В советские годы Рюрик Аронович был известен и как собкор всесоюзного радио,в новое время - как сотрудник пресс-службы областной администрации.
Он был журналист, художник, литератор. Но прежде всего Человек.
Фото с праздника книги "Забайкальская осень-2006".