невозвращение блудного

Даша Баррера
Что я видел, мама?
Где я шатался свою двадцать одну весну?
Почему мне кажется, что я вечно сплю, хоть никак не могу уснуть?

Я смотрел на людей, а они – на меня из своих глазниц.
Время шло, мама, цены росли, люди падали ниц.
Ниц.
Люди жили и умирали, менялись местами, 
Называли друг друга дурацкими именами
Животных и птиц.
Птиц.
Что я слышал, мама?
Они сказали, здесь нет никаких границ.

Да зачем им так важно нравиться мне, друг другу,
Соседям слева, детям цветов и гостям столиц?
Мама, это хождение же по кругу.
Что мне делать, мама,
Когда я не успеваю за переменой блюд или сменой лиц?

Для чего говорят они: «Ты не придешь домой, не зажжешь там свет,
И поэтому твоего дома на карте нет.
Дай нам руку ли, слово ли, дай обет,
Что об этом – цыц.
Цыц»?
Как выходит так, мама, что их рассказ
Превращается в монологи забытых любовных жриц?
Что покоится там, на дне их старых пепельниц, перечниц и гробниц?

Что случается с воздухом, мама, когда они зажигают в конфорках газ
И садятся по кухонькам за сочинение небылиц?
Почему он становится пряным, как запахи смеси перцев или кориц?
Для чего им так греться, мама?
Они ведь теплее тысяч моих теплиц.

Мама, я ненормален и в этом есть явный плюс.
Я пришел к тебе, чтобы сказать, что я не вернусь.
Я пребуду потерян, мама,
Рассыпан одной из твоих крупиц.
Только бы никаких царей в голове, никаких цариц.