ПРОЛОГ
По всей Европе, в городе каждом,
В парке каком-нибудь или на площади
Высятся в бронзе отлитые граждане
(Чаще всего отчего-то на лошади).
Древние скульпторы в мужество верили,
Что и явилось, должно быть, причиною,
Что вся эта бронзовая кавалерия
Укомплектована только мужчинами.
Скульпторы, кроме того, по традиции
И руководствуясь, видимо, сметами,
Всех этих граждан с надменными лицами
Создали очень неплохо одетыми.
И если бы выстроить их кавалькадами,
Ну, предположим, к Парижу от Лейпцига,
То мы бы увидели, сколь респектабельны
Все эти медные пэры и герцоги.
Конечно, ваятели вовсе не ангелы,
Тоже дрожат за оклады и звания,
Но в Ковентри есть
— это, знаете, в Англии, —
Оригинальнейшее изваяние:
Каждый, кто взглянет, за голову схватится!
И как не схватиться руками за голову?
На пьедестале не всадник, а всадница,
Причем — катастрофически голая!
ПАМЯТНИК
Конь извивается, как дракон,
Танцует, копытами переступая.
Черным лаком сияет конь,
А Голая Дама вся — золотая!
Груди ее, торчащие врозь,
И гибкое тело в движении резком,
И грива летящих, как флаг, волос
Переливаются желтым блеском.
Глаз не закрыть и не отвести!
А по легенде леди Годива,
Была, как монахиня, благочести...
Да и нагая — благочестива !
ЛЕГЕНДА
В тысяча сто девятом году,
Считая от Рождества Христова,
В Англию дьявол принес беду:
Плыл над полями туман багровый,
Засуха шла, суховей неся,
Мором и гладом грозило лето,
А по ночам в Созвездии Пса
Сияла кровавым хвостом комета.
...Ехал по городу Лорд верхом,
Перья качал его шлем двурогий,
Толпы бежали вслед за конем,
Люди вопили: «Сними налоги!»
Закованный в латы от глаз до шпор,
В боях и походах, как вепрь, обветрен,
Нехорошо улыбался Лорд
Заросшей щетиною харей вепря.
На небе горели Кресты, дрожа...
А в новолунье, беззвездной ночью,
В ужас повергнув всех горожан,
В городе взвыла овца по-волчьи!
И утром к Лорду пришла жена,
И пала Годива супругу в ноги...
И что себе думаете? Она
Тоже сказала: «Сними налоги!»
Ах, как рассмеялся свирепый Лорд!
— «Мадам, — сказал он, — без счету тратя,
Должны бы знать Вы, что до сих пор
Налоги с города — полный сбор! —
На Ваши лифчики шли и платья.
Налоги снять я б и раньше мог.
Но Вы понимаете, полагаю,
Что, черни и быдлу простив налог,
Останетесь нищая и нагая?"
И, поводя пятачком свиным,
Уставил на женщину взгляд тяжелый:
«Налоги будут отменены.
С одним условием: Вы должны
От площади до городской стены
Проехать, если согласны, голой!!!»
И Лорд захихикал, почти визжа!
Но разубеждать подлеца напрасно...
И встала Годива, едва дыша
(Ей тоже попала под хвост вожжа),
И гордо промолвила: «Я согласна».
Поднялся над городом солнца шар.
Толпа окружила помост дощатый,
Чтобы послушать, как оглашал
Новый Указ городской глашатай.
«О, жители города Ковентри!
О чем вы не слышали — не говорите!
Запритесь в домах своих изнутри
И ставни на окнах домов заприте.
Господь, среди прочих чудес и див,
Сегодня в полдень являет диво:
Стыдливость женскую победив,
Для вас на подвиг идет Годива.
Конечно, взглянуть на нее — соблазн.
Прекрасное тело — для глаз отрада.
Но дабы соблазн не осилил вас,
Пусть каждый в ратушу сверла сдаст:
Отверстий в ставнях сверлить не надо!»
На старой Башне веселый Бен
Двенадцать ударов отвесил: Бэ-э-эн-нн!
Пропел квартет золотых фанфар,
И город вымер, закрыв окошки.
Проворно попрятались млад и стар,
Исчезли козы и даже кошки.
Открылись ворота в волшебный сон,
И, как глашатаем было обещано,
На площадь выехал гордый конь,
Неся на спине молодую женщину.
Не конь, а холеный аристократ.
Помните «Всадницу», написанную Брюлловым?
Весь вороной, переливается, как агат,
То фиолетовым, то лиловым.
Лоснящийся, как будто попал под дождь,
Сотканный из солнечного
плещущего лепета —
Не конь, а воплощенные
Изящество и Мощь,
С шеей, изогнутой, как у черного лебедя!
И женщина едет на том коне,
С ним контрастируя белизною,
Изысканно-тонкая, как сонет,
Написанный Байроном или мною.
Прекрасное тело — стихам сродни.
Не зря же нагими гуляют нимфы.
На крепкие груди взгляни — они
В себе воплощают идею рифмы.
И если женщину создал Бог,
То я, Поэт, созидаю вирши,
Где выразительность стройных ног
Есть выразительность двустиший!
А если Поэзия вся — экстаз,
То фиговый лист воплощает сразу
Одну из прекраснейших вводных фраз
В поэму, исполненную экстаза!
Однако, мы отвлеклись чуть-чуть...
Итак, через город неторопливо,
Волною волос укрывая грудь,
Едет в сиянии дня Годива.
Качается улиц пустых мираж,
И лишь ветерок, подлетев мгновенно,
Украдкой, как дерзкий влюбленный паж,
Целует розовое колено.
Теперь оставим ее одну.
Закроем ставни и в нашем доме.
Ах, пусть ласкают плеч белизну
Лишь бликов солнечные ладони!
Вот здесь рассказ тормозится наш,
Поскольку в Легенде на этом месте
Возник Отрицательный Персонаж,
Подвергшийся Божией страшной мести!
К просверленной дырочке он приник,
И чтой-то высматривать стал стараться.
Шарахнула молния в тот же миг!
И вытек глазик у святотатца!
Но это так, пустяки, эпизод.
Конечно, был «хеппи-енд» в итоге:
Недели две ликовал народ.
(Хотя, разумеется злобный Лорд
И не подумал снизить налоги,)
А слава Годивы в веках живет,
Не потускнела и не умолкла.
Но если потребует Наш народ,
На подвиг такой же у Нас пойдет
Любая Советская комсомолка!
Хватит у каждой в груди огня:
Голой любая из них поедет!
Если нигде не найдет коня —
На трехколесном велосипеде!
А может просто пешком пройтись,
Как бы в парадном строю шагая,
И даже толпы оголтелый свист
Нашу девушку не испугает.
Конечно, эпоха теперь не та:
Подумаешь — голая. Эко диво.
Но как же наивна и как чиста
Ах, леди Годива, леди Годива...