(О христианстве и псевдохристианстве в современном искусстве)
… а особенно заметна и неприятна была надоедливая мораль,
которая помахивала куцым хвостом в конце каждого сочинения…
И хотя фальшь этой морали бьет в глаза, ее ничем не искоренишь,
…и чем легкомысленней и маловерней ученица,
тем длинней и набожней будет мораль.
Марк Твен. Приключения Тома Сойера
В творчестве наших современников встречается немало глубоких православно-христианских образов, мыслей, примеров. А вот в специализированном, так сказать, «патентованном» современном христианском искусстве – будь то поэзия, авторская песня или, скажем, кино – порой нет ничего, кроме внешних заигранных признаков. Это подобно мертвому музею старины, устроенному в стенах бездействующего храма. То же касается нередко и патриотизма в искусстве.
В этой публикации автор не пытается охватить сколь-нибудь полно срез современного искусства в связи с поднятой темой. Мы лишь коснемся некоторых наиболее известных или типичных примеров.
Необходимо сделать еще одно уточнение. Понятия «культура», «творчество», «искусство», конечно, применимы не ко всему, что пишут, поют или ставят на сцене. Однако не будем всякий раз делать оговорку, и примем некоторую условность или общеупотребительность этих слов.
Название статьи «Покайся, я тебе пою!»- это не строка из песни. Это собирательный заголовок, подходящий, на мой взгляд, ко многим настырным, «лобовым» околохристианским опусам. Часто эти именно произведения и принято считать «духовной поэзией», «православной песней» и т.п.
Напротив – духовное содержание некоторых произведений светских, но по духу куда более христианских, подчас, не воспринимается из-за отсутствия «ключевых» слов.
Но где мы встретим больше поэзии, больше созвучия действительно глубоким переживаниям: в трибунных призывах профессиональных ораторов или в точных и выстраданных образах, тонких касаниях слова?
Первое, за что часто берется новоначальный (новоиспеченный) христианин – он начинает обучать благочестию окружающих. Если он берется делать это средствами творчества – то многочисленных окружающих. Эти самые окружающие видят, как правило, слабость его мыслей, зыбкость аргументов, недостаток или отсутствие у него собственного опыта, неубедительность и беспомощность.
Если бы он взялся реализовывать полученное вдохновение в своем творчестве иносказательно, с рассуждением, путем подведения аудитории к нужной мысли, путем поиска сердечного резонанса, то, безусловно, достиг бы лучших результатов, но куда более сложными средствами – действительно – творческим служением. Но то, что неубедительно и скудно смотрится вблизи, легко расцветает на экране или на большой сцене.
Среди причин такой странности – и почти мистическая доверчивость большинства к публичному рупору, и неразборчивость того же большинства, и интенсивность медиавнушений. С экрана любой «третий сорт» сойдет за «нечто». В том числе и бесчисленные спекуляции и подражания на православно-патриотические темы.
Мы отвыкли от качественных текстов, от содержательных мыслей, мы стали проходить мимо них, а останавливать внимание на том, что ярко упаковано, что за версту выдает себя за русское, православное или патриотическое. Но это дурная тенденция. Так мы скоро и сами получим лубочное американское представление о России, в которой бородатые пьяные солдаты в ушанках гоняют медведей по Красной площади в сопровождении казачьего хора и ансамбля балалаечников. А вокруг… Москва, звенят колокола, златые купола, светла, бела и весела…
Но помимо падкости на штампы есть и другая, не менее печальная тенденция. Мы часто не замечаем живых, даже если им есть, что сказать. Мы с большим воодушевлением внимаем творчеству почивших и чуть ли не обожествляем погибших, даже если им сказать было нечего.
В крови народа – привычка превозносить погибших. Не чтить, не помнить, не поминать, а именно превозносить. Речь не идет сейчас о заслуженных почестях для героев, отдавших жизнь за други своя. Речь идет о гибели более или менее известных людей. Далеко не все погибшие прошли праведный или просто достойный путь. И не всегда насильственная смерть есть смерть христианского мученика. Часто – это результат собственных ошибок и совсем нехристианских рисков. А, может быть, Господь остановил, уберег кого-то безвременной кончиной от более тяжких грехов и преступлений…
И уже совсем неразумно приравнивать к святым погибших на пике карьеры артистов. Гораздо правильнее будет помолиться о спасении их метавшихся в тщеславном артистическом безумии душ. Это, наверное, будет соответствовать нашему христианскому долгу перед усопшими, а тем долее погибшими артистами. Да, именно это, а не продолжение незаслуженного и недушеполезного поклонения, начавшегося при их жизни.
Сколько бездумных и несоразмерных хвалебствий получило, скажем, весьма ординарное «творчество» Игоря Талькова после его смерти… Да и сама его личность. В одном из текстов в интернете (за подписью духовного лица) сказано, что «Тальков достиг святости» — не больше и не меньше.
Мы молимся о нашей безболезненной, мирной, непостыдной, христианской кончине за каждым богослужением. Кончина Талькова не была, видимо, безболезненной, она точно не была мирной, но кто сказал, что она была христианской и непостыдной? Тем более, нет оснований связывать его смерть с его исповеданием. Скорее, речь идет о банальном криминале, свойственном среде шоу-бизнеса.
Да и в этом ли дело, если говорить о произведениях? Тексты – посредственны (не только по моему мнению, но и по оценкам многих его коллег по концертной деятельности), но полны пафосных обобщений. Своего рода «творческий блеф». Песни, зачастую лишенные ясной формы, наполнены ругательствами и напоминают модные в те годы социальные частушки. «Музыка» — безликие мотивы для ресторана и дискотеки. Вот один из примеров его посвящения Ленину:
«….И мы хотим успеть Вам всё сказать,
Пока Ваш дух не воплотился в крысу.
Мы — подкидыши, стервы эпохи,
Чудом выжившие под забором,
Отсекавшим от Господа Бога
Вакханалию лжи и террора…»
Это не христианские стихи. Это вообще не стихи. Но эффекты: голая грудь с крестом навыпуск, пафосные жесты, нескромный сценический образ всероссийского страдальца, не имеющий ничего общего с биографией исполнителя.
Корректнее всего было бы говорить о том, что Игорь Тальков начал приближаться (но не успел приблизиться) к размышлениям о России и христианстве, что уже неплохо в насквозь нехристианской и нерусской среде шоу-бизнеса.
Я не привожу цитат И. Талькова в изобилии, потому что не считаю возможным заниматься глубоким исследованием неглубокого творчества. Наличие Пушкинистов, например, как-то понятно – там большое и уникальное наследие, есть много ценного и первичного материала. А если, например, появятся специалисты по изучению «творчества» Игоря Крутого (Крутоведы) или какие-нибудь Орбакайтисты, то о культуре страны можно будет забыть навсегда.
Другой пример – покойный ныне поэт Владимир Волков. Большая популярность. Солидные люди пишут о его творчестве, как о глубоком, философском, масштабном… А, между тем, его песни – это, преимущественно, стандартный конструктор из высокопарных декораций русской действительности: невысокого холмика, белой церквушки, ветхой избушки и зеленого леса. Вот один из примеров:
«Матушка-Русь, ты любовь и отрада.
Матушка-Русь, нам другую не надо.
Матушка-Русь, есть на всё воля Божья!
А я не боюсь твоего бездорожья».
Мелодии песен и авторская манера исполнения до неприличия копируют гораздо более известного барда Александра Дольского. Совпадения столь очевидны, что невольно приходит на ум слово плагиат.
Полный текст статьи здесь:
http://www.pravomyslie.ru/?p=633