Подследственных возили, и, полагаю, возят и сейчас, из тюрьмы
в здание суда на специальных автомобилях, оборудованных отдельны-
ми клетушками-боксами.
Злодеев, проходящих по одному делу, в одном автомобиле никто
не возит, чтобы они не договорились между собой по пути следования.
Итак—десять подследственных, каждый едет в своей клетушке в зда-
ние суда, иногда в разные районы.
То есть процесс доставки весьма долог. Много часов, бывает,
транспортируют тебя по Москве. Много часов, бывает, машина про-
стаивает, прежде чем дойдет до тебя очередь, прежде чем проведут
тебя конвоиры в судебный зал. А затем предстоит еще обратный путь
в тюрьму,—снова многочасовая морока.И все время—нежравши, без
воды, без туалета. А судебный процесс может длиться месяц, а то
и дольше.
То есть отдохнуть по-человечески можно только на той самой
скамье подсудимых, где тебя обвиняют в ужасных преступлениях и но-
ровят отправить на каторгу лет на пятнадцать, ну и — в своей, привыч-
ной уже, уютной, теплой камере тюрьмы.
И вот однажды конвоир, который запер меня в «бокс», совершил
ошибку. Он отчего-то решил, что именно этот «бокс» пустой, и — пря-
мо на мои колени посадил конвоируемую из зала суда обратно в тюрь-
му, женщину. И я, и она благоразумно промолчали, а вертухай запер
нас в этой полутемной, тесной клетке. Просто задвинул задвижку.
Мы сидели тихо, как мышки. Затем мотор заработал и мы поеха-
ли — в свое многочасовое путешествие. Сидельцы остальных «боксов»
сидели, как и мы, молча. Про эту ошибку они, разумеется, не ведали.
Ни одно свадебное путешествие, пусть даже с принцессой Диа-
ной на какой-нибудь солнечный Мадагаскар, или с Сильваной Пампа-
нини по замкам Луары не могло быть столь неожиданным, столь счаст-
ливым, столь прекрасным.
Мы искусали с ней губы друг другу, и она глотала мою сперму,
и она отдавалась мне снова и снова. Наверное впрок. Потому что про-
курор «просил» для нее 12 лет:
Она зарезала своего молодого мужа — кухонным ножом. Неко-
му будет приезжать к ней «на свиданки», если она примерным трудом
в колонии заслужит такое право, — раз в год.
А вот была ли она красива,—я мог только догадываться по кос-
венным признакам: ну, там, — размер и упругость груди, реакция на
проникновение во влагалище и т. д. В «боксе», напомню, было почти
темно. Да и никакого дела до её красоты мне вообще не было, — до
суда я, молодой и сильный человек, просидел в одиночке год и девять
дней, да и она, думаю, не меньше, в общей переполненной женской ка-
мере. Вот когда я получил убеждение, в коем не поколеблен до сих пор:
красота, интеллект, душевные качества, изысканность нарядов и про-
чие глупости — второстепенны для женщины. Пусть она сначала ос-
тервенеет от желания, как самка леопарда в период течки, пусть при-
косновение мужчины сотрясает ее, как разряд электрического ската!
Все остальное — потом!
... Моя попутчица рассказала мне на ухо — шопотом! — как имен-
но она зарезала своего мужа.
Он, ее муж, пришел с работы, а был он, как я понял, простой рабо-
тяга. А она была «маляром-штукатуром».
Она купила заранее бутылку водки, и устроила последний, про-
щальный ужин: она узнала от подруги о его измене с другой «маляр-
кой».
Выпили они с мужем водку, и съели плавленые сырки «Дружба»,
и легли в постель, и — отдалась она ему, как она знала, а он не знал,—
в последний раз.
А когда он крепко уснул, она достала большой кухонный нож —
и саданула ему под пятое ребро, и, безошибочно попала в изменившее
ей сердце!
...И вот спросил я, неожиданный ин-
тервьюер, у нее, поняла ли она, что совер-
шила полную дурь, что не надо было этого
делать.
Нет! Нет! Не раскаялась она!Иснова,
и еще раз бы убила его!
Да-а-а-а... Позавидовал я, помню,
этому парню. Ни одна женщина не любила
меня настолько в этой жизни, чтобы заса-
дить мне нож в сердце!
Меня привезли в Таганскую тюрьму
и выгрузили первым. Так никогда и не уз-
нал я сколько лет дало ей правосудие.
А имени я у нее не спросил.