Восходит солнце, не таясь,
Запахли дивных роз сорта…
И в тронный зал вошел смеясь
Король с походкою шута.
С утра был бодр король, шутил,
Ему вино и ром несут.
Король зевнул и вдруг спросил:
«А где же мой придворный Шут?»
Шута ввели к нему в цепях.
Король хохочет: Шут смешон.
«Взгляни, заморыш, на себя!
Откинь назад свой капюшон».
Но шут стоял не шевелясь:
«Я не слуга тебе, король» -
и Шут взглянул на короля,
в его глазах застыла боль.
«Не смей перечить королю.
Хочу кутить я. Смейся, Шут!
А если нет, так лезь в петлю.
Другие тут же прибегут».
Но шут молчал, и вдруг потом,
Как будто что-то сорвалось,
Он короля назвал плутом
И тут такооое началось…
Мальчишка-Шут привстал с колен,
Как будто чувствуя конец,
Он как завет для серых стен
Воскликнул: "Ты – глупец и лжец!
Гляди, народ, кто здесь злодей?
Пред кем ты сам ложишься ниц?
Такой король он для людей,
Каким бы ящер был для птиц.
Его волнует свой живот,
Нажива, деньги, дамы, двор.
Король не знает свой народ!
Такой Король для всех позор!»
Князья застыли, как столбы,
Король, внезапно помрачнев,
Сказал: «Ну что же, жезл судьбы.
Меняю милость я на гнев.
Меня ослушаться посмел,
Решил грустить и бастовать,
Когда смеяться я велел?
Ну что ж, тебе и отвечать.
За клевету родной земли,
За нашу честь, народа для…»
На плаху стражники вели
Шута с осанкой короля.
Последний вздох – и Шут запел:
«Гляди, народ, кто здесь злодей?
Кто сладко спал, кто сытно ел,
Кто крал зерно своих людей?»
Палач взмахнул, упал топор.
Монах уныло вывел речь:
«Ну вот, исполнен приговор,
звучавший: голову отсечь».
Вздыхали дамы, заскучав:
«Как жаль шута. Он был смешон».
Монах тянул из кружки чай,
Прощаясь с искренней душой.
Прозрел народ: на троне том,
Судьбу страны определя,
Сидел король, точней, не он,
А шут в короне Короля.