Не ходи за мною с лупой,
Недостатков не ищи -
Я хочу всё так же хлюпать
Тем же лаптем те же щи.
Быть и белым, и пушистым,
И источником всех зол,
Быть и нежным, и душистым,
И пахучим, как козёл,
Табаком и алкоголем,
И предчувствием греха.
Быть на воле и в неволе
И надолго, и слегка.
Быть невыбрито-спортивным,
Как в журналах от-кутюр
И трёхдневною щетиной
Привлекать гламурных дур.
Выпадать орлом и решкой,
И монеткой на ребре,
Нерасколотым орешком,
Тараканом в янтаре.
Стать событием и вехой,
Не задеть пустынный взгляд...
Словом, просто человеком,
Что и в лад, и невпопад.
***
Я не был коммунистом,
Но пионером - да.
Наивно и пречисто
Светила нам звезда
Всех пионерскх слётов -
Салют и "Будь готов!",
И честность санкюлотов,
Карающих врагов.
Я коммунистом не был,
Но комсомольский пыл
И мне костры под небо
Весёлые лупил.
Безумные идеи
Для нас мой век припас,
Вожди и прохиндеи
Использовали нас.
Но пламенные искры
В глазах у молодых
Гасились очень быстро
Ударами поддых.
Сменялися со свистом
У бывших простаков
Неверием статистов,
Цинизмом вожаков.
Итог причин и следствий:
Всё это ерунда,
Лишь юности и детства
Горит моя звезда.
***
Есть чувство у меня такое,
Что в юности моей возник
Чужой умелою рукою
Небрежно сделанный двойник.
Всё, что со мною происходит,
Как будто вовсе не со мной,
Как будто мой двойник проходит
Мой непутёвый путь земной.
То негодуя, то печалясь,
Не упуская ничего,
Я всё досадней подмечаю
Шальные промахи его,
Что по чужому наущенью
(По моему же, чёрт возьми!)
Он вытворяет, отпущенья
Козлом считаясь меж людьми.
Он, как актёр, незащищённо
Готов растрачивать себя,
А я как зритель искушенный
Его безжалостный судья.
Он на арене Колизея
С толпою грозной визави,
И та, добрее или злее,
Кричит Умри! Или Живи!
И он живёт и умирает
По повелению толпы,
Ему закрыты двери рая,
И нет спасенья от судьбы.
И только изредка, нечасто,
Всё оставляя позади,
Приходит в дверь мою стучаться,
Поплакать на моей груди.
***
На задворках "столицы мира"
Не творю я себе кумира,
И никто мне не застит свет -
Сам себе я мир и столица,
И такое во мне творится,
Что покоя и спасу нет.
И такие во мне раздоры
Год который и век который -
Лишь калашниковы стучат.
Там терпению нет предела,
И сомнения не по делу,
Что дотерпятся до внучат.
Там хранится любовь святая,
Но влюблённости прорастают,
Как упорные сорняки.
И обид до хрена осело,
Но над кожей моей усердно
Поработали скорняки.
В них и ныне ещё, как прежде,
Трепыхаться былой надежде,
Словно крыльям у мотылька.
Но летят самолёты низко
И находят родных и близких
По анализу ДНК.
Там на башнях гудят пожары,
И в предчувствии божьей кары
Водкой лечатся от тоски.
Непомерные платят цены,
И властителю нет замены
До самой гробовой доски.
***
Встречая новую зарю,
Спросония щетину брею.
Вполглаза в зеркало смотрю
И вижу - человек на рее.
Себя потрогал - я живой,
Хотя ещё с небритой рожей,
Но тот, на рее, тоже свой
И сильно на меня похожий.
Я говорю ему:"Облом!
Болтаешься, как хрен моржовый.
И поделом, и поделом -
Не рвись за славою грошовой.
Зачем чужие страсти крал?
Зачем искал себе напасти?
Зачем на части раздирал
То, что не можно рвать на части?
Зачем дурацким колпаком
Пытался скрыть свои обиды,
И сам с собою, как с быком,
Зачем устраивал корриды?"
А он в ответ весёлый взгляд
Уставил, ветреный и шалый:
"Зато умру я, как пират,
А ты - как заурядный малый"