под грузом времени мы встречаемся только в титрах,
система правил составляет тупой алгоритм,
превращая минуты в резиновые кнуты безнадёги.
кто-то скупает монохромную фотоплёнку, а кто-то стирает кедами ноги.
потом один кто-то нальёт другому домашней хмельной наливки,
и мысли застывшие обернутся взбитыми сливками.
что стекают в колени, перерастая в белёсую жижу.
глазами-иголками внушая своё «не обижу»,
ты напрочь забыл, что губы давненько приучены врать.
в кирпичного цвета хижине, ломается с треском кровать,
от изобилия шлюшек и поясов их неверности.
желая спасти печать неизбежности,
ты приютил, и даже пригрел сударыню-пустоту.
и не скрывая свою совершенную наготу,
спрятал дУшу в обломках Отчего дома.
в памяти блекнет воспоминание комнаты с запахом рома,
с рисунками на стене, чуждыми уникальной твоей
персоне.
привычка ругаться в повышенном тоне
останется в пальцах, и онемея, заснёт до весны.
но может быть в мае, сбежав от тяжёлой тоски,
ты наконец заскучаешь по девушке с глазами из неба и волн.
вспомнишь, как собирала однажды твои горькие слёзы ртом,
и умилялась твоей внезапной чувствительности.
а потом истошно смотрела, настолько пронзительно,
что зрачки безвольно сдавались и делались шире.
ты вспомнишь как она болтала о спортивной машине,
о том, что мечтает поставить кровать с балдахином,
в уютной гостиной построить камин,
*боже как же наивно*
ты по-доброму называл её глупой,
а она в голове всё чертила непростые маршруты,
и представляла знакомство с твоею мамой.
ты вспомнишь однажды ту, что просит ходить всех справа,
оправдываясь, мол привычка такая.
временами казалось, -она лучше всех тебя знает.
такая вздорная, странная, капризная и дурная,
верила в тебя до последнего, как возможно никто больше верить не станет.
пусть потрепала изрядно нервы, оставив заметный след.
когда скучаешь и не знаешь с чего начать- попробуй со слова «привет».