Здравствуй, Мастер.
Весна стекает по Патриаршим,
здесь еще слишком тихо и, в общем, почти безлюдно.
С каждой новой морщиной я становлюсь все старше.
Я старею здесь, Мастер. Старею от будней к будням.
Здесь все так же:
пропахли стены уютом нашим,
я слова твои безотчетно храню в листах...
Мне казалось, фитиль зажжен был и не погашен,
мне все думалось: ты не можешь вот так устать.
...у тебя там, наверно, покой, месяц в небо вчерчен,
ты идешь, замедляя и так свой неспешный шаг...
Я неверная, Мастер: не верю, что после смерти
можно так же, как и при жизни, легко дышать.
Мне казалось тогда, что смерть - это только повод
быть тебе бесконечно длинным, как полоса
неба нашего. Этот мир стал чужим и полым,
когда я осознала, что ты не начнешь писать.
Так, как нитку с иголкой в руках держишь, медля "вдеть бы",
так и я вот искала - прижиться и сбыться - в ком?
Я - влюбленная женщина, Мастер, немного ведьма.
Среди нас двоих ты один заслужил покой,
только что в нем, когда он вымучен и бесплоден? -
Он не плата тебе среди прочих достойных плат.
Самый верный, влюбленный самый первей уходит,
потому что способен заметить, что от тепла
веет жалостью, когда слишком сильна надежда
на то, чего невозможно более воскресить.
Ты любим мною, Мастер, но только любим мной - прежний.
А на нынешнего не хватает ни слез, ни сил...
...у тебя там, наверное, полночь, луна над взгорьем,
ты идешь, принимая задумчиво-грустный вид.
Милый Мастер, бывает так: слишком много горя,
но его не должно быть больше из-за любви.
17-22.04.12