Эта любовь была больше похожа на лютую ненависть. Запуская в голову любимого очередную пепельницу или вазу, душа её достигала наивысшего оргазма. Уворачиваясь от предметов, летящих в него, со злостью перебирая все возможные и невозможные ругательства, о которых вы не знали, но возможно догадывались, он наливался кровью весь. Зло и неистово противопоставлять себя друг другу они могли несколько часов кряду. И тогда, когда кто-нибудь из них уже был готов схватиться за нож или выбросится из окна десятого этажа, когда хотелось уже разогнать машину на недосягаемую скорость и крутнуть руль на встречку, когда переставали извергаться мерзости из уставших уст их, наступала любовь.
Она наступала. Она наполняла их такой силой, такой страстью, что вокруг начинало зловеще светиться голубоватым светом и потрескивать электричество. Они целовались так, что можно было с ужасом подумать, а не съедят ли они, таким образом, друг друга?! Они могли броситься в объятия друг к другу в любом месте, где бы они ни находились. Это было неважно – машина, лифт, подъезд, улица. Любовь наступала на них, наезжала, втаптывала их в грязь, она приказывала им, и они покорно исполняли её волю. Они могли осквернить домик на детской площадке, скамейку в парковой аллее, автобусную остановку. Однажды это произошло на вершине какой-то горы на пустой смотровой площадке. Оседлав его, она была похожа на отчаянную амазонку, страстно исполняя сакральные движения ровно в такт бьющимся всё быстрее и быстрее совсем уже отчаявшимся сердцам. И тогда, когда небо вдруг рухнуло на них, а сердца не могли уже биться так быстро и громко, он изверг себя, а она извергла из себя выдох, стон, крик восторга и ужаса от того, что вот сейчас они очнутся неизвестно где, с удивлением оглядываясь вокруг себя. И оба они понимают, что это может произойти где угодно и это будет страшно. Ничего поделать с этим они не могли, оставалось только одно – расстаться.
И они расстались, и стали жить друг без друга. Она вышла замуж. Он тоже женился. Она родила ещё одного ребёнка, уже не от него. Он детей не хотел, может от того, что безумно любил свою единственную, быстро взрослевшую дочь, которую подарила ему она. С подросшей и похорошевшей, они стали иногда вместе путешествовать. Никто им не препятствовал. Дочь стала отдушиной его скверной, как ему казалось, жизни. Нередко между дочерью, новой семьёй и суетой, связанной с зарабатыванием денег, вклинивалась его старая страсть – алкоголь. Пить он мог долго. Не многие могли так пить. Он мог. Но очевидным было и то, что ни спиртное, ни любовь к дочери, его не спасали. Он сгорал.
Однажды дочь объявила ему о своём замужестве. Какое-то время он был счастлив и с нетерпением хотел присоединиться к свадебным приготовлениям. Но приводившее в трепет, сковывающее волю, превращавшее в тряпку желание увидеть её ещё раз, ещё один только раз, делало из него почти зверя. Чем всё это могло закончиться? Очередной дракой, наверное, ну, и зловещим потрескиванием и свечением электричества. А это начинало происходить с ним даже тогда, когда он представлял себе встречу с ней. Он жутко хотел её обидеть, увидеть какая она теперь… Он жутко хотел её...
А потом объявили её волю – на свадьбе его быть не должено. Наверное, она почувствовала его. Когда дочь говорила об этом, слёзы текли по её милым щекам. Пойти против неё они оба не могли. В день свадьбы он взял в прокат самую дорогую машину, надел свой самый лучший костюм и поехал на венчание. Простояв всю церемонию на стоянке неподалёку, жадно пытался найти в возбуждённой свадебной толпе не свою любимую дочь, прекрасную невесту, а её. Это злило его, злило и бесило так, что заставляло изрыгать из себя страшные проклятия и ругательства в её адрес, ничего с этим он сделать не мог. К вечеру костюм был изорван и грязен, машина разбита, а сам он почти невменяемо пьян. Потом у него родились внуки и когда они были совсем маленькими, он умер.
На панихиде в церкви, я стоял неподалёку от гроба. К нему стали подходить прощаться. Несчастная измученная вдова его, дочь, друзья, родственники. Потом подошла она. Всё ещё необычайно красивая женщина наклонилась, и локон волос её выпал из-под кокетливой фетровой шляпки на венчик с молитовкой на лбу покойника. Одна из прощающихся стала падать в обморок, и это отвлекло взгляды стоявших вокруг людей. А она замерла на секунду, затем быстро перекрестившись, поцеловала его и негромко произнесла: «Прости меня». И ещё: «Я люблю тебя. И любила только тебя…»
Было так тихо, что не услышать я не мог.
Внятные и отчётливые слова её вознеслись под своды храма и исчезли где-то у Святого Лика, и сейчас же, зловеще засветилось всё вокруг голубоватым светом, и стало тихо потрескивать, невесть откуда взявшееся здесь электричество…
Я случайно оказался рядом. Я всё слышал, и я всё видел, и я свидетельствую…