Жить тяжело, когда родной мужчина
Тебе как будто вовсе не родня,
Хотя вы с ним давно две половины
И врозь не жили, кажется, и дня.
Сама суди, я целый день в работе.
Приду домой – опять встаю к плите.
А он – за книгой в толстом переплёте,
Витает где-то в райской высоте.
В другой приход – сидит у монитора,
Колонны строчек гонит на экран.
Мне – то да сё, укладываться скоро,
А он очередной поэмой пьян.
Начнет читать – я тут же засыпаю.
Глядишь, он разобиделся опять.
Приходит ночью и ложится с краю,
Неделю после брезгует обнять.
Потом читает всё-таки поэму,
И говорит, что вновь вершин достиг,
Доказывает, словно теорему,
Как смыслами богат его язык.
Я, помолчав, роняю два-три слова.
Не критикую, не хвалю навзрыд.
… Что в этом сочинительстве мужского,
Мне кто-нибудь сегодня пояснит?
Не понимаю! Но другие – тоже.
Ведь сотни книжек розданы друзьям,
И хоть бы у кого «мороз по коже»,
Как это он испытывает сам,
Когда смакует Гейне или Блока
И Кедрина читает вслух до слёз…
Стихи, поэмы – нам одна морока:
Своих забот у каждой целый воз.
Что говорить, совсем впадает в детство
Мой стихоплёт, ведь вздумал издавать, –
Конечно, на своей супруги средства! –
Последнюю толстенную тетрадь.
Не знаю, что и делать, дорогуша …
Хоть разводись. Но средств ему не дам.
Он волен сочинять, читать и слушать.
Но без меня! Всё сам – и только сам!
30 января 2007