В зазубринах дощатое сиденье
качается...Друг друга звенья бьют.
Нестойких голосов щемяще пенье,
поют, что нынче ветер зол и лют.
"Не стоит!...Ох, не стоит...Оставайся...
Не тронь нас, уходи..." Настырно тьма
толкает речь про встречу, про свиданье,
"Ты трусишь!" - вой жестоко. "Никогда!"
"Конечно, нет!" - дрожит щенячий хвостик,
у псицы безбоязненной к грозе,
"Останься здесь!" - я слышу кто-то молит,
и близко...Слишком близко мне к беде.
Но трусость не удержит от поступка,
уже шагнула, села, и земля
далекою и жалкою скорлупкой
слетела прочь былинкой бытия...
А я лечу, лечу в ночи листочком,
змеится почерк, рвутся уголки,
и сладко, и пугающе мне в точках:
"Стой, карусель!" - "Не бойся, подожди,
Сойти нельзя, и ход не подытожен,
прими в себя бессмертие, поверь,
почувствуй смерть заледеневшей кожей,
увидь свою по сути в солнце тень..."
Как птица я лечу, куда не зная...
Цепочки где-то рядом, "bon voyage!"
И кадры мне подсовывает память:
полёты, смерть, рожденье, лунный кряж...
Мои почти уже разжаты пальцы,
и стоит лишь решиться, полететь...
Мой шарфик голубой в нелепом танце
упал куда-то...Я очнулась, Смерть...
В зазубринах дощатое сиденье
качается...Друг друга звенья бьют.
Нестойких голосов щемяще пенье,
поют, что нынче ветер зол и лют...