Над горою Ай-Петри роскошные тучи
Вечерами клубились, и пахло дождем.
Мне в далекой стране гулкой крышей озвучен
Этот дождь пел тягуче о чем-то своем.
Вспоминаю опять и отчетливо слышу
Шум морского прибоя, стрекотанье цикад.
По ступенькам крутым поднимаясь все выше,
Попадали мы в самый причудливый сад.
Как продуман искусно его беспорядок:
И тенистых аллей, и прозрачных озер.
Девятнадцатый век на изыски был падок
И любил услаждать свое сердце и взор.
Вечер с гор опускался таинственно синий,
Обливал серебром мягкий свет фонарей
Силуэты притихшие царственных пиний,
Шелестевших во тьме веерами ветвей.
А внизу затаившимся зверем лежало
Море, сонно ласкаясь к ногам,
Белолапыми волнами билось о скалы,
Дыбом шерсть подставляя ветрам.
И лукаво от берега вдаль увлекало
Неизменно волнующей древней игрой,
То лебяжьего пуха нежней обнимало,
То блестящей змеиною жгло чешуей.
А над морем стоит, этот парк украшая,
На высоком холме, словно дивный венец,
И эклектикой смелой подчас изумляет
Столько лет - полузамок и полудворец.
По-домашнему теплый, уютный и добрый,
Ни на грош в нем холодной помпезности нет.
Но с какою любовью так ловко подобран
И чарующе сказочен каждый предмет!
В зале - окна на юг с витражами цветными,
Над паркетом резным всюду радужный свет.
По утрам здесь садовник руками большими
Ставил в вазу пахучий и влажный букет.
Ну а тот, кто однажды придумал такое,
Человеком мечтательным был.
Это все позабыто. Мир запомнил другое:
Только то, что жену его Пушкин любил.
Закрываю глаза. Пусть мне ночью приснится
Шум морского прибоя в далекой стране,
Белый мраморный лев, рядом спящая львица
И жемчужный фонтан на зеленом холме.
/Алупка. 2000 г./