У ДНЕПРА
Пристань. Огни. Гудки.
Медленное протеканье
шероховатой ткани
вечно глухой реки.
Пепельно-черный креп
в мертвых вечерних бликах.
Что там в глубинах диких
тайный скрывает склеп?
Вот где историй тьма,
вот где наследий бездна!
Страсть краеведов местных.
Только достань до дна.
Там эти тонны спят
стали, свинца и меди —
всех вековых трагедий
неоценимый клад.
Глубоководный Лувр,
илистый наш некрополь.
То, что неслось галопом
или, сменив аллюр,
вплавь его пересечь
пыталось с упрямством бычьим,
стало его добычей —
сабля, копье и меч.
В кучу — каска и шлем.
В кучу — кольчуга, китель.
Телега и истребитель.
Склад, вещевой гарем.
Камень, металл, стекло.
Кирза из солдатской лодки,
шпилька-каблук кокотки,
платок кружевной и седло.
В кучу — кости и плоть.
В кучу — холоп и барин.
В донный пошли гербарий.
Время не побороть.
Оно указует, где
жизнь завершить, причалить,
остаться фрагментом, деталью.
Коль не в земле — в воде.
Впрочем, разницы нет:
в глинистой почве или
в мутном стоячем иле
этот покинуть свет.
Поскольку смыканье глаз
мы отменить не можем,
вскрикнув «Аллах!» иль «Боже!» —
все равно, что «атас».
Поскольку смыканью губ,
жадных к дыханью, к речи,
сопротивляться нечем —
уходим не вдаль, а вглубь.
Значит, вперед смотреть
глупо. И ждать не нужно
лучших времен, потому что
время — и есть смерть.
Пристань. Огни. Гудки.
Замершее пространство.
Здесь пониманье транса
приходит всему вопреки.
Как лозунг «Время, вперед!»
и лозунг «Дальше и дальше!»
звучали бы страшной фальшью.
Все хочется наоборот.
Стегать его, гнать взашей
здесь кажется самоубийством.
Времени видишь единство
с рекою. И только с ней.
Безмолвный, незримый бег
без стрелок и циферблата.
И результат распада
в прожорливом брюхе рек.
Пристань. Огни. Вода
реки, менявшей названья,
размеры и очертанья.
Лишь сущность свою — никогда.
Так и держа упор
в левый и правый берег,
обретения и потери
судеб хранит до сих пор.