Разве нам жизнь для радостей дана?
– Сказал Екклесиаст не без печали. –
Так кажется нам в лет младых начале,
Но старость безотрадна и мрачна.
Зачем царю ещё одна жена?
Пускай бы мореходы укачали
Её в волнах, а столп разве свеча ли,
Все дни чтобы горела, зажжена,
И вот опять для света им нужна!
Скорей, корабль с красавицей, отчали,
Её чтоб мои очи не встречали…
Однако ночь царя с нею важна
Для блага царства. Так и быть, княжна.
Давно в саду павлины не кричали…
Приснится же такое в стыдном сне!
Царь Соломон пробрался в спальню к деве,
А у неё все прелести в раздеве…
И в доктора играет с ней, мол, мне
Дал повеленье царь… Да ты в огне,
Девица! Царь стал слаб в ниткопродеве
Через ушголье, жар-птцей задевь и
Скакание на розовом коне
Царь поручил сначала леворуку.
Позволь же мне, гороховому струку,
Пощупать здесь… Ну что, приятно, да?
Царь Соломон велел тренироваться
Сперва со мной, а после миловаться
С ним будешь, да и то лишь иногда…
Потратиться на женщину царю
Не трудно, но зачем? Наложниц сколько,
Жён не считая! Булавкоприколько
Особенным желаньем не горю
Еще одну пронзить, вам говорю.
Сорока, расповсюдь да разоколь-ка,
Что мною посрамлён также стеколька
К двенадцатому будет сентябрю!
Но жён иноплеменных у меня,
Действительно, с десяток лишь найдётся,
Заморскую княжну таки придётся
Покрыть крылом на склоне жизни дня.
А что если для наглого облапа
Явиться к ней в личине эскулапа?
Екклесиаст сказал, что счастья нет,
И что даже за тысячу монет
Лишь жалкое его купишь подобье,
Какой-нибудь янтарный кабинет…
А вот ошибок воз да в постыдобье
Приобрести здесь самое удобье
На самой бирюзовой из планет –
Утрамбовало их дорог колдобье!
Но к деве похоть старца – вид тенет.
Когда-нибудь, бесстыдник, в сатанет
Ты угодишь за приворот-снедобье,
Ишь как наставил на неё лорнет!
Старый Козёл! Устроил разглядобье!
Приснится же во сне умовзбредобье…
Царь весь сив...
А красив
Ещё царь,
Стан сносив!
Спой, бряцарь,
Как "Мир!" рцарь,
Неспесив,
Взяв мерцарь,
Вошёл к той,
Спящей... Стой!
Не буди,
Сон златой...
Погоди...
Разгляди...
Откажись от радостей земных
И умрёшь без страха и печали,
А улыбки вы не замечали
На устах покойников иных?
Я и без игривостей шальных
Проживу, что б чайки ни кричали,
Мне и без мирской этой качали
Дел тут хватит, хрюков без свиных.
Мало без грехов хочу дрянных
Жизнь прожить – без мыслей, что в начале
Каждого греха, чтоб премолчали
Ищущие действий не честных…
Мне не нужно близких и родных.
Догорит однажды не свеча ли?
Екклесиаст сказал: даже сейчас
Лунный десант осуществим навряд ли,
Дорого слишком. И не вон изряд ли
Год прилуненья, месяц, день и час?
«Горячка? Руку дай-ка... Горяча-с!
Ну-ну, давай, мне дрёму почём зря дли.
Нюхнула кокаину! Вам вноздрядли
Зачем даны, на «Сесне» чтоб в ночь ас
На Красную сел Площадь? Что читаем?
Ну, всё понятно – вот о чём мечтаем!
Вам, стало быть, потребен бог Луны?
Горячечная наша, в чём вопрос-то?
Луны бог, да ведь это ж очень просто!» –
На старости лет все мы шалуны…
Я прокрался к сладко спящей,
Посмотреть чтоб на неё,
Тихо-тихо так сопящей…
Ой, что здесь за бугорьё?
Это ж… кот злобно шипящий:
«Руки прочь! Здесь всё моё!»
Как котёл бурно кипящий.
Я-то думал, что ничьё…
К сладко спящей я прокрался,
На неё чтоб посмотреть,
И с котом её подрался.
Осторожней буду впредь.
Я прокрался к спящей сладко…
Что ей снится, шоколадка?
Эй, Несмеяна, поднимайся
С постели. Я тебя смотреть
Буду, какая в тебе вредь.
Как так «не встану!» – не ломайся.
Я царский лекарь. Дурью майся
Сама с собой, и знай, что впредь
Меня ты ночью будешь греть.
Как так «не буду!»? Обнимайся
Тогда с котом своим, а царь
С тобою спать не станет. Должен
Он ведь узнать: вдруг пол твой солжен
И ты кобёл? Не нарицарь
Тебя пока я так, но надо
Узнать, вдруг зла ты как менада?
Беппо! Кис-кис, иди ко мне
И на меня впредь не бросайся.
Нельзя царапаться, кусайся,
Но нежно. Разве же нам не
Хватит её на двух? Вполне!
Что ты шипишь: «Не прикасайся!»,
Ты не блохаст? Не очесайся
В постели, пассажир в челне!
Я тебе буду приносить
Курочку, рыбку, все кошачьи
Деликатесы, индюшачьи
Хоть потроха, ты ж – доносить
Мне будешь всё о Несмеяне,
О каждом маленьком изъяне…
Мне надо научить тебя
Смеяться, хмурая девица,
А то твой царь как удивится,
Ещё как выйдет из себя!
Шутку весёлую любя,
Заставлю и тебя давиться
От смеха. В смехе надо виться,
Как горна пыл, когда, трубя,
Дунет трубач в него! Грубя,
Но нежно, станет царь резвиться
С тобой. Твой смех должен развиться,
Как стяг любви, ею губя
Рассудок, пылом аж знобя,
А не бесрепетно мертвиться.
Более голая чем даже
Олимпия, что у Мане
На полотне? И ты туда же!
Ну-ка одену я пенсне…
Да на тебе же код продажи
Как на бутылке «Каберне»!
Пират был дока в абордаже,
Но не в полосках: «Штрихшкоднэ…»
Лежит такая одалиска
На ложе около тебя
И стонет томно, жарко, близко,
Само постыдное любя:
Исполнись-де ко мне влеченья…
Где же тут кнопка выключенья?
Если колосс стоит, то навсегда,
Сказал Екклесиаст, глядя на вечный
Свободы монумент, так человечный,
Что человечней, право же, куда?
Чело как бы в лучах, типа звезда,
А бюст навеки целый, не увечный,
Будет пленять, доколе многосвечный
Воздет десницей факел… Господа!
Я рад за вас – колосс уже не рухнет.
Прослышал я, что там у вас старух нет,
Но молоды все, так что не понять,
Вдовица это или же девица?
Не устаю я на неё дивиться!
Но… Запах. Юность сладко обонять…
Портретом Дориана Грея
Красотка оказалась вдруг.
Поймите бедного еврея –
Он жертвой стал блудливых рук…
Да, не мудреем мы, старея,
Коли гороховый наш струк,
Вдруг обнаруживает, грея
Душу, что он ещё упруг!
Что теперь делать с этой дивой?
Она же съела весь приплод!
Сошёлся с сукой шелудивой
Благочестивости оплот…
О ужас! Это же мужчина-
Транссексуал! Вот чертовщина…
Но вот карикатура на меня,
Которую художнице Корначчиа
Я заказал. А ты думал, вина чья,
Читатель? – Соломон не без огня!
Сейчас как вскочет на кобыл-коня,
Да как помчится… Не без могозначья
Картина цифрой. Вынул из заначья.
Ишь, дождалась икона славы дня!
Гламур столь омерзителен в рекламе,
Сколь мил в карикатуре. Не грешу
Я в вашем человеческом бедламе,
Сижу целыми днями и пишу,
Иной награды мне здесь и не надо…
На как вам соловьихе серенада?