…Когда отец в очередной раз заявился домой пьяней вина и рухнул на пол в «тёмной» – так мы называли переделанную из кладовки комнатушку без окон, – мама не выдержала. Она, бурно отрыдав, затихла; посидела, всхлипывая, а потом, утерев слёзы, молча поднялась и заметалась по квартире. Я понимала, что мама что-то ищет, но предусмотрительно не лезла с вопросами под горячую руку. «Да где же?.. – бормотала мама нетерпеливо, выдвигая ящики кухонного стола и заглядывая под раковину. – Ну?! Вот ведь…» Наконец, по яростному восклицанию я поняла, что нужное найдено.
Мама вышла из кухни с нейлоновой сеткой в руках, постояла, прислушиваясь к заливистому храпу, и решительно направилась к «телу», ничком лежащему в темноте комнаты. Она поглядела на бесчувственного безмятежного супруга с усталой ненавистью и вдруг, размахнувшись, стегнула его сеткой по спине! И ещё раз! И ещё! Папка был так беспробудно пьян, что уклониться от сыплющихся на него остервенелых ударов не мог. Он только ёжился, крякал и постанывал. Я из своего тайного убежища с ужасом глядела на эту безумную сцену.
Наконец, мама, видно, устала от экзекуции. Она вышла, безвольно опустив руки, волоча на славу потрудившуюся авоську, и тут увидела меня, сжавшуюся в комочек и ревущую в три ручья… И обняла меня в раскаянии, и мы поревели ещё немного – вдвоём.
***
–Валентина…Валя! – слабым голосом просипел наутро отец. – Погляди, что там у меня?.. Спина прямо горит… Ничего не понимаю!
–Спина? – округлила мама глаза и, задрав на муже рубашку, притворно вздохнула: – Допился!
Реакция, должно быть, какая-то… Господи! Весь в рубцах да полосах, будто кнутом охаживали!
–Скажешь, тоже… кнутом… Ччёр-р-рт! А больно-то как! – силится разглядеть что-нибудь сзади отец, выворачивая шею.
Мы с мамой заговорщически переглядываемся, но, конечно, помалкиваем – мы ж не сумасшедшие, признаваться?
…А папка из запоя вышел-таки. Не зря мама НА АВОСЬ-ку надеялась.