Про них мне оба уха просвистели,
Подружки, дескать, не разлей водой,
И дивно хороши, притом, в постели.
И я тряхнул всей синей бородой.
Знакомлюсь. Точно. Люди не соврали.
Прекрасны обе. Только разный жанр.
Одна одета в черное с вуалью.
Другая в красном, словно на пожар.
Ну, думаю, поскольку неразлучны,
Мой выбор для отвергнутой – укол,
В отдельности, видать, им будет скучно.
Устроим знаменитый шведский стол.
А сам за ними тонко наблюдаю
Не виден ли какой-нибудь изъян.
Та в черном квасит рот, как неживая,
Сквозь зубы цедит: «Хотся в ресторан».
Воловьи очи пучит на подругу
Мол, мненье есть, извольте поддержать,
Смеется сухо, с явною натугой,
Когда я намекаю на кровать.
А та, что в красном, рыжая такая,
Все мелет что-то, хоть зашей ей рот,
То платье перед встречным задирает,
То матюки прохожим раздает.
И в ресторане эти антитезы
Мне повод подавали для убийств.
Та, в черном, заказала «Марсельезу»,
А в красном завихляла задом «твист».
Пока подруга резала колбаску,
Кружки считая и деля на всех,
Икра исчезла в горле той, что в красном,
И отрыгнулась в наглый ее смех.
На замечанье ей из-под вуали
И на удар из-под стола в живот.
Она вскричала: «Вы ее видали!?»
И на вуаль надела общий торт.
И тут пошло. Та, в черном, машет вилкой.
Чтоб все прилично, целит только в глаз.
А в красном ей то блюдом, то бутылкой,
И вижу, что уже за нож взялась…
Ушел я через кухню. Черным ходом.
Домой придя, засел за этот труд.
Хочу вооружить глаза народа,
Не верьте в дружбу этих двух молодок…
Да, как же их зовут?.. Одну Свободой.
Другую Демократией зовут.