Пороемся в архивах и в астрале,
Поищем предков – дела нет верней!
Тут дедушки друг друга расстреляли,
И вся семья хворает без корней.
И пращуры являются все реже,
Я в детстве чаще замечал их взгляд…
Да, «яблочко от яблони», но где же
Мой родословный яблоневый сад?
Когда года на убыль побежали,
И хочется пожить напрямоту,
Я к предкам, что мальчонку утешали,
Стараюсь докричаться в темноту.
У вас, в патриархат всё было просто,
Пять поколений – все в одной избе,
А захлебнулся кровью дядя Костя –
И некому поведать о себе.
«Ты был герой, весь в орденах – порода!
Разведчик! Не понятно мне одно…» -
«Да брось, племяш… Я – сын врага народа,
А потому и лез во все говно.
И тыл, и плен, и фронт наш род отведал…
Вот карточки на водку, отоварь…»
А умер дядя Костя в День Победы –
Осколок в легких шевельнулся, тварь.
Не для наследства или реституций,
Не ради титулов, колечек, серебра –
Собрать все камни после революций,
И дом сложить – мне сад сажать пора.
Сейчас для вас архивщики лихие
Нырнут за тыщу баксов в темноту,
Составят родословную – от Кия,
И Хорива, и Ладу приплетут.
Привет вам Гоголь, что вы там – о душах?
Есть души виртуальные, мой брат…
Грешите виршами? Тогда ваш предок Пушкин,
Вы врач? Тогда, конечно, Гиппократ!
А я ищу по книгам и сказаньям,
По слухам… Где там суть,
а где там – свист?..
Ребенком бабку бросили в Казани,
Расстрелян дед – лихой кавалерист.
Сироты, рвань, подкидыши! Мы снова
В стране – детдоме, все мы – ребятня!
И я кричу: « Ау, братва! Пановы!
Сюда идите, шумная родня!»
И вот Панов – угрюмый и плечистый –
Пришел, закинул сеть, развел костёр…
Он был помор, русак, весь ладный, чистый,
И дело знал! О том и разговор…
Царь Петр ходил с ним в море – кто ж лучшее!
Однажды, «чтоб всё было по уму»,
Отвесил он затрещину по шее
Державному матрозу своему.
И был прощён, а царь – признал! – рассеян,
Что ж, море и с царей сбивает спесь…
Я не хочу сказать – он спас Рассею,
Так, эпизод… Но в летописях есть.
Другой Панов - он выглядел как кукла! –
В кухлянке, малахае, торбазах,
И в паричке – припудренные букли, -
Тоска и смертынька в таких родных глазах.
Он в заговоре был – аж против Анны,
Бирона и других курляндских стерв…
В Камчатку сослан, и дорогой санной
Три года шёл, мечтая о костре.
Он сел к огню и протянул нам руки,
Поведал – князь Волынский и Хрущёв –
На плахе… Смертные, крепясь, терпели муки,
А сам Бирон всё требовал: «Еще!»
Волынскому «за каверзы и бредни»
Язык - клещами… из последних сил…
Тредиаковский, битый им намедни,
Как русский и пиит, уже его простил.
Меня тянуло на Камчатку, братцы!
Откуда знать мне, что пановский люд
Здесь каторгу тянул – да по-бурлацки! –
Небось шутили: «Дальше не сошлют!»
Всегда казалось – мы не из таковских!
Боятся? Нам? Чего? Державных кар?
Майор Панов, он с графом Бениовским
Бежал с Камчатки на Мадагаскар!
На галеон – всех каторжных в остроге,
Нам Город Солнца строить – не во сне!
Хоккайдо обстреляли по дороге –
Чего тут рассупонились оне!
Но по пути сошел Панов на остров –
За фруктами и чистою водой,
А там – туземец с пикой очень острой…
Вот так погиб Василий, предок мой.
Он занесен в семейные скрижали:
Бунтарь, бродяга, и погиб в бою…
Ну, коль аборигены не сожрали –
Лежит под пальмой, как в земной раю.
Другой Панов – уже мундир гвардейский,
Но где же эполеты и кресты?
На огонёк семейный и житейский
Пришел из Нерчинска, из рудной темноты.
Он в двадцать пятом, под картечью адской
(Каре побито, снег дымится аж…)
Свой полуэкипаж увел с Сенатской –
Смешно, но первым взял он Эрмитаж.
Он с тысячью солдат вошел под своды,
И новый царь остановить не смог…
«В штыки, ребята… Братцы, за свободу»…
Не захотел он крови, видит Бог.
И на допросах вел себя предерзко,
И четверть века – шахты… Вуаля!
Но выжил, хоть и не пришел на Невский,
Да-с, возраст!.. Вы садитесь, Николя!
И, отпросившись от своей юдоли,
По беломраморным сбегая облакам –
Панов, что пал на Бородинском поле,
Корнет лейб-кирасирского полка.
Моряк Панов, от малярии желтый,
Встал от костра, отдал по форме честь:
«Брат, в храм Христа Спасителя зашел ты?
Там, среди прочих, имя твоё есть!»
Спросил Панов – профессор, математик
(В роду у нас он был, как Архимед)
«Откуда мы пошли, ты знаешь, братик?
От польских панов? Нет, простой ответ».
Помор Панов, с ухи сдувая пену,
Попробовав: «Добавить бы травы…» -
Сказал неторопливо и степенно:
«От казаков, из Запорожья мы.
Бежали от кнута и недорода,
В военный табор, в вечные бои,
В свободную казацкую породу
Сперва вступили прадеды мои.
А там уже, как шляхта, от гордыни –
«Пан атаман», «пан сотник», «пан казак»…
Фамилью обрели, гляжу – поныне
Весь род наш так и кличут. Только так!
Моряк Панов взглянул, но исподлобья:
«А как в Архангельске ты оказался сам?»
«Не я, а дед пошёл наш в Беловодье –
Где хлеб и братство, мир и чудеса».
«И все так просто – прозвище в зачатке,
И новый род тут объявился вновь…»
«А ты, моряк, коряков на Камчатке
Крестил?» - «Крестил!» - «И каждый стал – Панов».
«Вот это да! Опять на край землицы
Фамилью нашу ветром занесло!» -
«С корячкой, братцы, надо породниться,
Оленное освоить ремесло!»
«Собрать Пановых странно – право слово…
Зачем?» - «Да вот, погреться у костра…» -
«Ну что ж, привет вам всем, Пановым новым,
А нам лететь… да, господа, пора!»
И мы взлетели – стаей или клином,
Не помню – не летал я с той поры…
Внизу, в садах, по всей большой равнине
Горели предков яркие костры.
Камчатка, 19.09.05