Евгений Ковтун
* * *
Постепенно теряю какие-то юные
прежние силы,
и предательски
сердце
мешает рвануться вперед.
Только небо должно
оставаться
по южному
нежным и синим,
даже если
вдруг юность умрет.
* * *
В этом мире бардак!
Оглушающий крик.
Не хочу,
чтобы ты его слышал.
Может быть, все не так,
и в решающий миг,
Я пойму, что вспылил.
Даже слишком.
Если правду скажу,
потеряю тебя,
обрывая последние связи.
Ну а вдруг не скажу,
потеряю себя,
и по пояс в грязи
увязну.
Я еще ничего не успел
предпринять,
и еще не мечусь
по квартире.
Может это предел,
и его не понять
в беспредельном
как правда мире.
Ночной город.
Что делает город ночью,
когда в домах выключают свет,
смотрит ли сны беззаботно, как прочие,
или же сна у него нет?
Город затих, спят горожане,
в чьем-то окне, непогашенный свет,
кто-то за ним писать продолжает,
только вот мне непонятен ответ.
А городу снится чистое небо,
яркие звезды, манящие вдаль.
Или не спится и мчится планета,
или не снится и сна невидать.
Ветер сильнее и звезды все ближе,
/дом на пригорке коснулся одной/.
Город проснулся, но все таки тише,
звезд он коснулся - вернулся домой.
Он же растет, разве это неясно,
он, как ребенок летает во сне,
он же мечтает летать ежечасно,
ежеминутно. Понятен ответ?
* * *
Живут города размеренно,
не понемногу,
и даже дышат они в полную грудь.
И хочется мне
шагать вместе с ними в ногу,
и вместе один
прокладывать путь.
* * *
Мне говорили -
счастливец,
рожден в день рождения
города.
Но. Говорили,
счастье
надо еще заслужить.
Совпадение мол.
Впрочем,
теперь даже нет
голода.
Что остается?
Жить бы себе,
да жить.
Жить хорошо,
но осталось понятие
долга.
Состояние долга
мне шепчет,
чтоб жил за двоих.
Сколько отпущено лет?
Мне не хватит надолго.
Сколько отпущено зим...
Да зачем вспоминать
про них.
И дорожишь
каждой своей минутой,
каждым ударом
стучащего вдребезги сердца.
Но вот сейчас
что-то важное
вдруг минует.
И спешишь,
и в машине
хлопает дверца.
Первооткрывателям
бухты “Находка”.
Земля!
прокричали матросы у мачты
и шхуна рискуя
меняет свой курс,
пусть ветры мешают,
морозы, туманы,
у бухты ликуя
закончить свой путь.
Нашли!
ликовали матросы у мачты,
и спущена шлюпка
и носом - в песок.
Здесь город находки,
мечты и удачи,
безбрежного моря,
бескрайних лесов.
И город заложен
и молодость с нами,
сияет из солнца
сработанный
сруб.
Покой невозможен,
мы знаем,
мы знаем,
здесь жить рыбакам,
Да святится
их
труд.
Возвращение.
Вроде климат не
континентальный,
и до моря подать
рукой,
только нет
той дороги дальней,
Чтоб оканчивалась
тобой.
Новый климат всегда
вреднее,
память старого -
не стереть.
Возвращаться пора.
Вернее,
все, что было тогда
сберечь.
Акация архитектора.
Сметаю преграды,
преодолеваю,
пусть в них
закаляется воля,
в пустую награды,
пока не узнаю,
как ветер притих
у соседнего поля.
Живу не напрасно,
поэтому счастлив,
но стану преступником
вдруг,
когда заживу для себя
час за часом,
когда не поверит мне
друг.
Когда по проекту мой дом
не достроят,
а я защищу
диссертацию,
пусть дом подождет
он еще недостоин.
На счастье сажаю
акацию.
* * *
Самое страшное право,
это - смотреть свысока.
Самая важная правда
в высокомерии - строга
Есть ли на это управа?
Несовершенна строка.
Незавершенное право -
Взгляд свысока.
Мой кабинет.
Понимаешь тесно,
не хватает места,
уезжаю спешно,
чтоб вдохнуть озон.
Но сплошным протестом
остается веско,
сиротливо кресло
в кабинете том.
* * *
Мне нет никакого дела
до вас,
довольно кричать
и просить.
Нужен чистый воздух,
нужна трава,
еще надо
друга простить.
И к этому я
внимания - ноль,
и понимания
тоже.
Говорят -
погоди,
Говорят -
постой.
Ты не видишь,
не слышишь может?
Мне нет никакого дела
до вас,
Обещал,
потом изменял.
И вот никому, почти целый
час,
нет дела теперь до меня.
* * *
Слишком часто молчу,
не пишу, не пою,
словно давит
тяжелый груз,
почему же скрываю я боль
свою
Как последний гражданский трус.
Разве песня не спетая
сможет помочь?
А спасти -
недописанный стих?
Разве мельница
зерна
сумеет молоть,
если ветер
предательски стих.
Но гуляет по полю
добряк - ураган
и вращает в разнос
жернова.
Только ветер сейчас
на меня указал,
значит все же
я был
виноват.
Несостоявшимся.
А что я могу
предложить взамен,
свое ремесло?
Кричать на бегу
под шелест знамен,
что Вам не везло?
А что я могу
предложить взамен,
лучшую должность?
И обещаю Вам что-то
затем,
что должен.
* * *
Я что-то плохое сделал тебе?
Вспомни, сколько с тобою прожито...
Друг познается не только в беде,
но и в своем отношении к прошлому.
* * *
Я снова прощаю
в последний раз,
еще раз решась
пощадить,
и все-таки знаю
как день и час,
что буду прощать
всю жизнь.
Кому за восемьдесят.
Тает свеча,
излучая нам счастье,
и догорает
добрый фитиль.
Только вот счастье
не надо на части,
Только вот свечку
рано в утиль.
Только вот к вечеру
света побольше,
холоду вечности
больше тепла,
только беспечности -
ветра с порошей.
А человечности -
годы без зла.
Инфаркт.
Так не бывает
сердце -
в куски,
скудость фантазии -
скудость ума.
Все завывает:
метельные дни.
Здесь завывает,
там забывает,
здесь не доехать,
там не дойти,
скудость фантазии
сводит с ума.
Так не бывает
чтоб на куски,
даже в такие
метельные дни.
* * *
Вытек.
По капле выжатый
Дождиком по земле.
Высох.
А после выброшен.
Но ручейки
в тебе.
И не вернешь
в изначальное,
радуясь
светлым дням,
словно кольцо
обручальное,
радуга
светит
нам.
* * *
Я Вас очень прошу,
очень,
Вы, пожалуйста,
не повторяйтесь.
Но приходит на смену
осень,
осень-золото,
осень-счастье.
Счастье было,
конечно было,
каждый год изменяли
лету,
так ведь лето само
остыло,
разве мы виноваты
в этом?
Разве можно не верить в осень,
как в залог
возвращения лета,
как в залог
набухания почек.
Ведь должно
повториться
это.
мы не знали от чего умер Женя,
Вскрытие назначили на два часа,
меня попросили при этом
присутствовать в качестве
представителя прокуратуры.
/из беседы/.
Чернобубонная чума.
Это не молитва,
это не молитва,
ветерок шуршащий
в тишине,
нежная травинка,
чистая росинка,
ручеек журчащий
в низине.
Седину закрашу,
сердце успокою,
канет в вечность вздохом
как кошмарный бред,
как укус болящий
едкою строкою,
этот страшный окрик:
Он чумой болел!
Я больного мертвым
не желаю видеть,
но себя проверить -
в чем же мой предел.
фразою истертой
друга не обидеть,
он мне должен верить,
как он жить хотел.
Три часа до смерти,
это очень мало,
тарабанить в двери
вот и весь удел,
тарабанить в двери,
это наше право,
мы теперь заразны...
Вертолет успел.
Словно космонавты
снизошли на землю,
пустоту заполнив
между ДА и НЕТ,
то ли аспиранты,
то ли ассистенты,
и профессор с ними...
Как я поседел.
Это не молитва,
это не молитва,
это я встречаю
свой рассвет,
радостная скрипка,
мамина калитка,
пустоту заполнят
между ДА и НЕТ.
* * *
Только не сегодня,
только не сейчас,
что-то сердце как птица
бьется:
Доброту раздаю
каждый день и час,
а все более
остается.
Раздаю взахлеб,
все же меньше слез...
Вообщем зря меня кто-то
хвалит.
И не прав мой друг,
говоря всерьез,
что на всех доброты
не хватит.
Была беда...
Не вспоминай
я тебя заклинаю,
не вспоминай, не смотри
назад.
Что позади
мы с тобою знаем,
но будет рассвет,
будет закат.
Сбудется сказочное
желание
и исходя из здравого
смысла,
все повторяется
заклинание
“Не вспоминай...”
Только вот не забылась.
* * *
Невесомость подводного
царства,
тишина, полумрак,
полусон.
И весомость походного
братства,
навсегда, по душам
в унисон.
Из прибоя взошла
Афродита,
из волны появляемся
мы.
Человечество -
море родило,
и на море рождаешься
ты.
Побросав акваланги
под камень,
привалив,
придавив,
закопав,
мы приходим
с пустыми руками,
и ныряем
в подводную
даль.
Песенка корабельного
астронома.
Огонь кометы мир затмил
и я презрев комфорт,
дела домашние забыв
поднялся к вам на борт.
Забыть мирскую суету
мне пара пустяков,
и коль комету я найду,
заплачу.
Я таков.
Следить за ней моя стихия,
смотреть, ночей не спать.
Жаль не могу писать стихи я,
и здесь поэтом стать.
Она моя,
блестит вдали,
мне большего не надо,
друзьям комету подарить -
вот лучшая награда.
Корабли.
Кораблям хоть бы что
и по суше пройдут,
если ветром наполнится
парус,
рядом море бурлит
не пуская в мечту,
оставляя в плену
даже память.
Ни к чему паруса,
если ветер хорош,
если хочешь летать,
а не плавать,
настроенье когда,
настроеньем возьмешь,
и по суше пройдешь
словно пава.
Ты мой друг, я твой друг,
дальше рвется душа,
красота,
туча по небу мчится,
душа рвется вперед,
она рвет паруса,
а другая -
в каюту стучится.
Хоть забор городи,
подпирай и страхуй,
полет мысли ничем
не привяжешь,
и идут корабли,
по воде ль, по суху,
и мечту их
в каюту не спрячешь.
Моржевание.
Предвосхищая
все основания,
сделайте вывод,
сделайте выбор,
осознавая
сложность купания,
все-таки выбор,
все-таки выход,
все-таки в прорубь
вниз головою,
пусть обжигает,
пусть охлаждает,
если как в проруби
общею болью,
мир убеждает,
мир побеждает.
Есть в моржевании
миг наслаждения,
миг потепления,
миг всепрощения.
Нет ощущения
всеразрушения.
есть ощущение
мира рождения.
Прощальная.
Все хорошее быстро
кончается,
оставляя в душе
добрый свет,
а плохое,
оно забывается,
в дебрях жизни
теряется след.
Ухожу, ухожу я
куда-то,
обрывается
тонкая нить,
Ну а Вы?
Ну а Вы еще рядом,
хотя рядом
Вам лучше не быть.
Все хорошее быстро
кончается,
оставляя в душе
добрый след,
отправляюсь
и все, забывается,
а в кармашке -
обратный билет.
Тронусь в путь
и былые надежды,
мое сердце оставят
навек,
не вернусь никогда,
так зачем же,
мною куплен
обратный
билет?
Ветер.
Сидим
и ножками болтаем,
нашла тоска -
ну хоть убей,
но так сидеть
мы не желаем,
нам встрепенуться б
поскорей.
За ветром радостным
помчаться,
его догнать
и за плечо,
схватить, а после
огорчаться,
что не поймали
мы его.
С ним поиграться,
порезвиться,
задуть огонь,
потом раздуть,
и если спор не
разрешится,
скорее окна
распахнуть.
Чтоб верный ветер
в дом ворвался,
узнал кто прав,
кто виноват,
спор разрешил и здесь
остался,
жить вместе с нами
словно брат.
* * *
Сегодня я все могу,
сегодня я счастлив,
как всадник на все скаку -
искатель удачи.
Я даже могу взлететь,
красиво, влюбленно,
лететь над землей и петь,
мечтой окрыленный,
смеясь танцевать, кружить,
ни с кем не прощаться,
я с хорошими людьми
повстречался.
Сводка погоды.
Я слушаю
сводку погоды,
какое непостоянство,
доносят
радиоволны:
“Дожди” или даже “Ясно”.
Какая земля
большая
и диктор читает
долго.
Я радио не
приглушаю,
и слушать считаю
долгом.
Какая большая
планета!
Уехать туда,
где нужнее,
я в сводке ищу
ответа,
что для меня
важнее.
И мыслишь уже
вселенски,
/в масштабе страны
и века/...
А раньше я жил
в Еленовке,
может туда
уехать?
Кузнечик
/на мотив К.Стивенс/
- Кузнечик, кузнечик,
о чем ты поешь?
Да больно уж вечер
сегодня хорош,
и невозможно
грустно молчать,
вовсе не сложно
песню начать.
- Давай-ка сюда,
поближе к цветам.
- На клумбу.
Ура!
Я прыгаю.
Р-раз.
Куда плывут кораблики?
/на мотив Роберта Лойса/.
Речка темного цвета
листья куда-то несет,
роща трепещет от ветра,
а речка течет и течет.
Лодочки-листья зеленые,
ветер их гонит вперед,
кораблики бурей плененные,
кто ж вас теперь подберет?
Вниз по речке спускаясь,
где-то за мельницей старой,
ниже лагуны песчаной,
там, где река уж устала,
там, где леса и холмы,
за тысячу миль от меня,
поймает мои корабли,
маленький мальчик
как я.
Остановка автобуса.
Крыши у домов в пуху
бело-нежные,
и идут, идут,
идут
хлопья снежные,
и лицо мое лаская,
хлещут ловко,
не прочтешь, что мол такая,
остановка.
А автобусы в пути,
как пирожные,
пассажиров пропустил
замороженных.
Я смеюсь, ломаю лед,
вместе с братом,
а автобус не идет,
и не надо.
В учительской.
Каникулы у школьников,
не холят их,
не школят.
Каникулы у шкодников,
не ходят
и не шкодят.
Вот разве что тетрадки
хранят тепло их рук,
заглянешь в них украдкой,
и улыбнешься вдруг.
Рабочей смене.
В хитросплетенья
проводов
непосвященных
посвящаю,
есть посвящение
без слов,
которое я
поощряю.
Работу я не
предавал,
с долгами всеми
расплатился,
и все ж
остался должен Вам,
и все ж не верю,
что простился.
Так стань же
лучше, чем был я,
так будь электриком
от бога.
Бригада наша
без меня,
тебе поверит
с полуслова.
Воздушные шарики.
Здесь продаются шарики
воздушные, цветные,
хоть город весь обшарите
не встретите такие.
Шарики веселые
сами в небо просятся,
шарики смышленые
над землей проносятся.
Синий шар с достоинством
с тучкой разговаривает,
желтый стоит... Вот он,
штучки выкомаривает.
Здесь продаются шарики
воздушные, цветные,
хоть город весь обшарите
не встретите такие.
Надуешь если этот
шарик для души,
его скорей по ветру
со свистом запусти.
А сам за ним смелее,
как в салочки-скакалочки,
как в классы-попрыгалочки
спеши,
а ну скорее!
Весенняя трель.
На певчих мода вечно
не проходит,
но у начала теплых
светлых дней,
на дереве чирикая
выводит
свою чечетку
серый воробей.
Я в трели кенарей
вникать не буду,
пускай поют, мне душу
теребя.
И песни канареек не
забуду,
но буду долго слушать
воробья.
Его послушать мало кто
захочет,
хоть говорят, что серость
не порок,
он под моим окном
сидит нахохлен,
и по утрам
приветствует восход.
* * *
То ли снега - мало,
то ли я стал
выше,
но согласен с фактом -
снег не выпал.
Нам в снежки не сыграть,
и не
провалиться по пояс,
снег не выпал вчера,
и сегодня.
Так проходит зима
сплошным ожиданием снега...
Лишь упала звезда
с неба.
* * *
На мою ладонь слетят снежинки,
познавая теплоту руки.
На моей ладони спят смешинки,
значит, снежный праздник наступил.
Я не помешаю им растаять
и своей ладони не сожму.
Может мне еще теплее станет.
Может мне растаять самому?
На моей ладони две снежинки
ощущаю теплоту руки.
На моей ладони две слезинки
станут доброй каплей для руки.
* * *
Ты меня не поняла,
и я тебя не понял,
в этой суматошной
кутерьме.
Предлагаю помощь
- ты зовешь на помощь.
Да услышит слышащий
на земле...
* * *
Не знаю,
что будет со мною завтра,
не знаю, и знать
не хочу,
желаю,
жуя недоеженый завтрак,
забыть забежать
к врачу.
Реставратору.
Римский театр
подточило веками?
Римлянам брошен
вызов.
Нет гладиаторов,
камень - за камень.
Рушить -
единственный выход.
Что натворили
сидящие здесь,
рухнули стены
глухие.
Есть усилитель
эмоций,
есть,
это сердца
людские.
* * *
Ты не верила в то,
что я маг и волшебник,
говорила, что я
чудеса разменял.
Но проходит весна,
или март недошедший,
не коснулся тебя,
не коснулся меня?
Дай мне руку.
Может кто-то где-то
из-за дали дальней,
утренним рассветом
скажет “Дай мне,
дай туман прохладный,
чтобы будоражил
словно черт неладный
после бражки;
дай мне слово веское,
чтоб не забывалось
Ассирийской фрескою...”
Чувствую усталость.
Фреска сохранилась,
снова шаг обратно?
Или потрудился
реставратор?
Здравствуй реставратор,
передай по кругу,
как бидончик с брагой:
“Дай мне руку”.
…Баунти – райское наслаждение…
/из рекламы/
* * *
Как невесомо
словно скользишь,
словно с целым оркестром
соло,
музыку ветер донес
сквозь свист,
от теплого моря
солон.
Сколько стоит
воздух,
а сколько сон,
разве ценник подвесишь
солнцу?
Только чей-то сон
вызывает стон,
ужасаясь рекламному
сонму.
Нам неведомо это,
необъяснимо,
обладая магической
силой,
Человек - разумный
рекламу снимет,
Человек не пройдет
мимо.
массовое искусство,
порождает массового
читателя, который
его уничтожает.
* * *
Он положил
голову на рельсу,
шея ощутила холодок.
Перестук колес сольется в песню.
Резкий оглушающий гудок.
Сантиметр до тела или жизни,
сантиметр равен сотням лет.
Вовремя состав затормозили,
вовремя решили
пусть живет.
А в кармане - томик
со стихами,
книга, что свела его с ума,
и платочек пахнущий духами.
Вот какой была его душа.
* * *
Смысл бытия - вращение,
движение по кругу,
любовь
и всепрощение,
дыханье полной грудью.
А после - затемнение,
и вроде круг замкнулся,
но смотришь - просветление,
спирально обернулся.
До головокружения.
А позже возникает,
земное притяжение
и в сердце проникает.
Орлиное снижение
присуще только птицам:
спиральное сближение
с землей,
чтоб приземлиться.
Возникли изменения -
вдруг теплые потоки.
Падение - в парение -
движение истоки.
А дальше возвышение,
спиралью
по орлиному:
забытое вращение
в движении повинное.
* * *
Хороший портной -
без платья,
сапожник же -
без сапог.
Поэт, проповедующий
счастье,
счастливым прожить бы
не смог.
В простом понимании
слова,
мол,
счастье - когда хорошо...
И все начинается снова,
и он,
проглотив порошок,
и боль успокоив немного,
и глаз не сомкнув
всю ночь,
находит того,
кому плохо,
кому бы он мог
помочь.
Пересилить.
Снял со стенки график личный,
“биоритмы для поэта” -
я наверно нелогичный
зря про это,
человек непостоянен,
состоянье - пик - спад,
он с подобным состояньем -
в рай - в ад.
Творчество.
Учащается
сердцебиение,
Голова болит,
голова гудит,
не стряхнуть с нее
наваждение,
а в душе твоей кровь
бурлит.
Грудь сжимает тоска
глухая,
и бездействовать
невмоготу,
карандаш вдруг покажется
раем
и блокнот подчинится
перу.
Ты про мелкое сразу
забудешь
и обиды свои
простишь,
очень важному
нас
научишь,
очень важное нам
решишь.
искусство - это умение испытывать чувства.
/Лев Успенский/.
* * *
Искусством искушают искушенных,
наверное
навсегда.
Ветра не иссушают иссушенных,
плачущим они - беда.
Ему поклоняются ночью и днем,
в нем вера
великая,
и сила, и ветер дерзания в нем,
искусство - религия!
И если когда-нибудь кто-то во мне
устроит
ревизию,
еще раз поймет, через множество лет,
искусство - религия.
Весна.
Было бы хуже,
если со стужи,
прямо по луже,
прямо по суше,
речка Устюжка,
стала вдруг уже.
Верю, что хуже:
хоть выпить из кружек,
ветру, что вьюжит
метелит и кружит,
речку поуже,
с которой он дружит.
Только для первого апреля.
На площади чудище,
но без репрессий.
Может из будущего?
Нет,
это НЕССИ.
Шея.
Шея.
Шея...
Ветер сквозь толпу
веет,
веет,
веет.
Что-то не пойму.
Шея.
Шея.
Шея...
Уши не видны.
Головой шевелит?
Вижу!
... Лишь штаны.
/голова с другой стороны/.
* * *
Люблю ходить
по горящим углям.
Простая йога ...
Мое презрение
ко всяким стульям,
Сажусь на стекла.
* * *
Новый виток погони за
результатом,
снова смотрю на старый
секундомер.
Было бы проще,
наверное, прежним остаться,
чем отвыкать
от всего надоевшего мне.
Вновь отсекаю песни,
что пелись в кафе-ресторанах,
сотни стихов, уже
прочитанных мной,
но осекаюсь, если
в груди ножевая рана
и отвыкаю от песен
не спетых вновь.
“Душевная травма”
- подскажет сосед - травматолог,
мединститут изучит
картину болезни.
Все восстановится заново,
счастье тоже
и тогда восстановится
чувство
песни.
* * *
Где припарковаться,
чтобы отдышаться,
все стоянки заняты
навсегда.
С кем состыковаться,
чтобы оказаться,
тем, кем сам не сможешь
никогда.
Что-то там мелькнуло
возле тротуара,
вроде бы прореха -
место для стоянки.
Заднюю включаю,
время вспять пускаю,
вот я и приехал
стал на якорь.
* * *
Е. Павелковичу
В этой бешенной гонке
стираются в кровь тормоза,
повороты пугают провалами темного ада.
Я спасаю мечту, наше будущее,
но пока,
в дрожь бросают остатки тупого, животного
страха.
Только цель впереди,
но мечта остается мечтою,
кто-то скажет в пути,
что ее я спасти не успел.
Вы простите меня,
если я не остался собою,
троекратно простите,
что сердцу назначен предел.
В этой бешеной гонке
теряются в прошлом года,
и слова доброты говорятся все реже
и реже.
Мы теряем секунды,
теряем, но все же всегда,
остаемся немного добрее
и чище, чем прежде.
Вы простите меня,
что остались в чернеющей бездне,
сердце вырвалось в пропасть
не в силах держать колею.
Вы простите меня,
тот вираж оказался последним,
за везенье свое
верность в памяти к вам сохраню.
Крутой поворот.
Стараюсь вписаться,
стараюсь вложиться,
в отпущенный срок
и в крутой поворот,
когда не успел -
значит спать не ложиться,
когда не сумел -
повторю разворот.
Мне вовсе не надо
ненужного, лишнего,
того, что возможно,
добьюсь все равно.
Одна есть отрада,
что позже напишется
все это в тетрадку
пером.
Еще я себя
ничем не страхую,
пройду поворот
на пределе,
еще я не жду,
что в погоду плохую
его я пройти не сумею.
Я выдавлю газ
до упора, до пола,
забуду про тормоз
и вот,
промчусь, видя знак,
кричащий до боли,
что скоро -
крутой
поворот.
Вариант благополучия.
Возможны варианты,
как некий длинный строй,
на каждом прейскуранты,
мой вариант - второй.
Возможны изменения,
полезные порой,
но чуточку сомнения -
мой вариант - второй.
На дальнем повороте
нагонит некий франт,
я в общем-то не против -
Ваш первый вариант.
Ехать?
Осторожно - гололед;
Пересяду в вертолет,
скользкая дорога
с самого порога.
Но хочу проехать юзом
под ракетным дюзом,
выгоняю “Жигули”
я - в пути.
Скорость.
Люблю, чтобы скорость
вдавливала в кресло,
хочу, чтобы бодрость
не покидала тело,
и чтоб ускоренье
и время быстрее,
когда упоенье,
то сердце бодрее,
и пульс учащенный,
еще бы, еще бы...
нет чувств запрещенных
в душевных трущобах.
Я вовсе не о скорости,
она - само собой,
мне кажется, что молодость
останется со мной.
Новогодний автолюбитель.
Не подвожу итогов,
не ведаю невзгод,
не ухожу из дома
под Новый год.
Поверю в чью-то сказку,
кому-то улыбнусь,
здесь нужно верить сразу,
пусть верят,
пусть.
Я год назад поверил,
обычный пешеход,
без всяких суеверий
на целый год.
С двенадцатым ударом
шампанского нальем...
А я не пью и даром,
я - за рулем.
Новогодний поезд.
Как он играл на гитаре,
как!
Поезд - и тот
замер.
То ли нам напевал,
то ли просто так,
новой жизни сдавал
экзамен.
Как скоротечны секунды,
как!
Стало в вагончике
тесно.
Слушали больше на птичьих
правах,
всем не хватало
места.
Как он играл на гитаре,
как!
Время
шло полным ходом.
Что-то случиться должно,
что-то...
Ах!
С Новым годом!
Мечта о совершенстве.
Спасите мечту,
чистый лучик рассвета.
Спасибо за это.
Спросите к чему?
Ваш вопрос без ответа,
он в форме совета.
Простите метателю
диска на ринге,
его совершенство.
Просите читателя
Стивена Кинга,
не думать об этом.
И девушку
ту, что в лосинах из джинсы,
гуляет по свету,
Вы тоже, на ушко,
примером из жизни
простите за это.
Лосины
прекрасны в любую погоду.
В них нежность и сила.
Лосины - Лосины...
Девчонки в них ходят,
причем здесь лосины?
Спасите мечту
воплощение света.
Не бойтесь запрета.
Спешите к тому,
кто с надеждой и верой
болеет за это.
Последний лист.
Ты отрываешь лист календаря,
и видишь он последний у тебя.
Пространству, времени благодаря,
Январь начнется с завтрашнего дня.
Твой календарь худел, худел, худел.
Шли дни, недели, месяцы и вот,
тот день, которого ты так хотел
пришел, пришел веселый Новый год.
Пусть мир перевернется в эту ночь,
весельем, смехом, радостью своей
пусть Новый год прогонит старый прочь
с забытою печалью его дней.
Ну а пока в твоей руке листок,
оторванный в конце календаря,
ты разбуди той радости исток,
который бьет в начале января.
Набережная.
У Вечного огня лежат
цветы,
у Вечного огня -
воспоминания,
и алым макам заново
цвести,
Прекрасное - есть мира
начинание.
У Вечного огня земля
в крови,
у той земли свои
воспоминания:
непонимание добра
и красоты...
Война несовместима
с пониманием!
И снова память сердце
обожжет,
такой ожег не заживает
вечность,
не надо ждать когда же
боль пройдет,
основа у прекрасного -
сердечность.
Еще...
Еще ласковый день
продолжает свой бег,
еще свет порождает
тень,
еще память войны сохранил
человек,
сохранил свет и тень
свет и день
Словно память войны,
словно запах войны,
словно тень
от прошедшей вины,
этот ласковый день
с ожиданьем весны,
с ожиданьем любви
и мечты.
Ветераны.
Что-то забываем
с каждым годом,
старые слова
идут на слом.
О Победе б делом,
а не словом.
Может потому, что мало
слов.
А у нас все меньше
ветеранов.
Нет бессмертья,
видно мир таков.
Не успеть нам залечить
им раны,
или заслонить их
от штыков.
Фронтовое сердце
еще бьется,
скоро вновь
родной земле цвести.
Неужели сердце
разорвется,
если не успеть его
спасти...
Может...
Чтобы землю любить,
ухожу в моря,
в суету ухожу,
скучая.
Чтоб других не любить,
я люблю тебя,
может встреча была
случайной?
Грусть.
- Ой, вон звезда упала.
- Давай загадаем желание...
Под сияющей далью
звездных парсеков,
я смотрю,
словно вслед уходящим годам,
в отливающий сталью
каленою, предков,
этот мир,
безвозмездно подаренный нам.
Незаметно смахну
накатившие слезы,
дрожь волненья уйму
неуемной душой.
И еще раз увижу
как падают звезды.
И еще раз пойму:
им неведом покой.
Я в преданья веков
не особенно верю,
наши древние предки
могли обмануть.
Но порядок таков:
если падают звезды,
загадайте за всех
в полуночную грусть.
Чтоб сбылось сокровенное
самое верное,
и желанное нам
в поднебесной тиши,
все когда-то забвенное,
ведь наверное,
эта ночь и дана,
чтоб века ворошить.
Тунгусский метеорит.
Вы видели
как падала комета?
Пол неба заслонив
своим хвостом,
и над Тунгуской
зарево зардело,
лес превратив
в горящий бурелом.
Вы видели, что зонд
инопланетный,
там приземлился,
а взлететь не смог,
и двигатель его
нам неизвестный,
пол неба превратил
в зловещий смог.
А я увидел
силу человека,
его фантазии и разума
полет,
как он сумел
еще в начале века,
устроив взрыв
поднять переполох?
Закаляться.
На Ваше мнение
о моем поколении
и в третьем колене.
Я в восхищении.
Но с упущением
того воспаления,
в связи с помещением
в холодное помещение.
* * *
Звучат во мне
готовые умолкнуть,
как в прежде, в начинающем,
стихи.
Звучат во сне,
невидимой иголкой,
на сердце оставляющей
штрихи.
Стучат в окне
готовые промокнуть,
остатки утихающих
стихий.
А в темноте,
далекой и промозглой,
льет дождик, сочиняющий
стихи.
Евгений Ковтун